— Ты думаешь, что Тиртай поверит в это? — поинтересовался я.
— Конечно, нет, — согласился он.
— Желаю тебе всего хорошего, — попрощался я.
— Тебе её ни за что не найти, — предупредил меня друг.
— В течение многих тысячелетий, без всяких слинов, — заметил я, — мужчины выслеживали женщин, самую притягательную добычу.
— У тебя имеется такой опыт? — полюбопытствовал Аксель.
— Не забывай из какой я касты, — напомнил я. — Это один из разделов нашего обучения.
— Всё-таки лучше это делать со слином, — сказал он.
— Совершенно верно, — не мог не согласиться я. — Только у меня нет слина.
— Ты находишь эту рабыню слишком привлекательной, — заключил мой товарищ.
— Немного, — пожал я плечами. — Могло бы быть интересно, увидеть то, что я мог бы получить за неё на рынке.
— И это — твой единственный интерес к ней? — уточнил Аксель.
— Конечно, — кивнул я.
— К счастью, для тебя, — заметил парень, — она не девка-пантера, знакомая с лесом, опытная в сокрытии своего присутствия и следов.
— Что верно, то верно, — согласился я.
— Кроме того, она — варварка, — добавил Аксель.
— Тоже верно, — усмехнулся я.
— Это должно облегчить твою задачу, — констатировал он.
— Не больше чем в ситуации с рождённой в городе гореанской девушкой, — сказал я.
— Давай будем надеяться, что она столь же не осведомлена и не обучена, столь же неуклюжа и наивна, столь же неумела и глупа, столь же потеряна и беспомощна, сколь она красива и желанна.
— Ты находишь её таковой, — осведомился я, — красивой и желанной?
— Само собой, — признал он. — А разве Ты не находишь?
— Возможно, однажды рассмотрю этот вопрос, — буркнул я.
— Правда, я не думаю, что Ты сможешь её найти, — вздохнул Аксель.
— Всё может быть, — не стал зарекаться я.
— В этом лесу хватает следопытов, которые гораздо лучше тебя разбираются в этом деле, — заметил мой товарищ.
— Ты о ком? — удивился я.
— О диких слинах и пантерах, — пояснил он. — Они найдут её первыми.
Я предположил, что он был недалёк от истины.
— Желаю тебе всего хорошего, — попрощался Аксель, поднял руку, повернулся и зашагал прочь.
Тиомен посмотрел на меня, и мне показалось, что на его морде появилось озадаченное выражение. Но затем слин отвернулся, скользнул вслед на ним, быстро догнал и потрусил рядом.
Глава 46
К вечеру я уже окончательно уверилась в том, что меня никто не преследует. К этому времени спущенный с поводка слин, следуя впереди охотников уже нашёл бы меня. Пару раз я задерживалась, делала петлю, возвращаясь немного назад, чтобы определить, не шли ли они по моим следам, держа слина на поводке. Похоже, мои догадки относительно безотлагательности их возвращения в корабельный лагерь, где большой корабль был готов покинуть причал, имели под собой основание.
Мне было трудно понять свои собственные чувства.
С одной стороны я была несказанно рада тому, что смогла убежать из лагеря, и тому, что, насколько я могла судить, меня не преследовали. Мой побег, прерванный женщинами-пантерами, и, казалось, закончившийся ужасом встречи с монстром, охотившимся на меня, возобновился. И теперь у меня всё получится. Теперь я была свободна. Кроме того, я убежала от страшного мужлана, огромного, нетерпеливого, властного скота, перед которым я теперь вряд ли бы смогла найти в себе силы стоять вертикально, перед которым я теперь буду дрожать от ужаса. Изначально мне казалось, что я была ему безразлична. Меня просто презирали и игнорировали, и, к моему огорчению и ярости, относились с пренебрежением и безразличием. Но теперь этот вопрос претерпел кардинальные изменения. Теперь, хотя он и мог продолжать рассматривать меня с презрением и пренебрежением, как никчёмную и бессмысленную рабыню, он больше не будет меня игнорировать или хотя бы относиться ко мне с безразличием. Теперь многое поменялось. Это ведь ему я, чисто рабским способом, отмстила за себя. Но затем, спустя очень недолгое время, он уже не был в моей власти, беспомощно связанный силой мужчин. Этого я никак не могла ожидать. Как резко и кардинально изменилась ситуация! Он вдруг оказался свободен и вооружён. Я видела его глаза, направленные на меня, глаза рабовладельца, рассматривавшего рабыню, чем-то ему не угодившую. Он слишком хорошо помнил, что я сделала, и как я издевалась над ним, как я оскорбила и выставила его дураком, причём на глазах других. Сказать, что я была встревожена, это ничего не сказать. Я должна бежать! Я должна убежать! И вот теперь я убежала. Конечно, я должна была бы быть вне себя от радости. Разве теперь я не была в безопасности? И всё же, как бы это не показалось странно, я не ощущала в себе особого ликования. Как я должна была бы радоваться тому, что я убежала от этого, столь ненавистного мне и теперь столь пугающего монстра! Почему же тогда мне было так странно и пронзительно одиноко? Почему я чувствовала себя неполной и даже потерянной, причём с каждым шагом всё больше? Почему без него, без его внимания, его власти и присутствия меня охватила такая грусть, почти как если бы я могла быть кейджерой, оторванной от своего господина? Не могло ли быть так, что я, так или иначе, была его, снова задала я сама себе всё тот же, давно мучивший меня вопрос, что я принадлежала ему так, как вещь принадлежит её владельцу, как рабыня её господину? И разве я не ощущала этого много раз прежде, вспоминая этого чёрствого, бескомпромиссного, властного монстра? Может, мне стоило вернуться, благо я ещё не очень далеко ушла, попытаться найти его, броситься к его ногам, попросить прощения как раскаявшаяся рабыня? Но уже в следующее мгновение я выкрикнула, в ярости о того, что такие мысли могли родиться в моей голове. Я ненавидела его! Ненавидела его! Не по вине ли этого монстра, я пришла к раскалённому железу и ошейнику, к долгожданной и желанной деградации неволи? Не он ли бросил меня, поскольку у него были тысячи других, с которыми он обращался как со скотом, отправляя их на невольничьи рынки Гора? Но, как бы я его не ненавидела, даже на Земле, сидевшая глубоко во мне женщина ощутила, что принадлежала ошейнику этого мужчины. Я прилагала все возможные усилия, чтобы гнать от себя такие мысли. Насколько другими были мужчины Гора, по сравнению со многими из тех мужчин, которых я знала на Земле! Сколь многие из земных мужчин разочаровали меня, сколь многие из них оказались достойно сожаления феминизированными, настолько обессиленными и лишёнными их мужественности. Неужели они не знали, что были мужчинами? Уж не думали ли они, что мы, женщины, жаждали видеть рядом с собой «общечеловеков», стерилизованных, одинаковых индивидуумов, фактически, искусственных женщин? Не стыдились ли они своей крови? Не боялись ли этого? Почему столь многие из них стремятся принизить и предать себя, чтобы понравиться и удовлетворить тех идеологов патологических учений, которые боялись и ненавидели их? Какие награды, спрашивала я себя, могли возместить им эту унизительную, отвратительную измену собственной биологии? Но здесь, на Горе, я встретила много мужчин, настоящих гореан, мужественных, властных, сильных, перед кем женщина не могла не сознавать себя всего лишь рабыней, и быть ею. На Земле женщине было трудно быть женщиной. На Горе, нося ошейник, стоя на коленях, она не имела никакого иного выбора, кроме как быть самой собой, да и не хотела ничего иного. Можем ли мы быть счастливы, если не находимся в своём месте, у ног наших владельцев? Я ненавидела его, да, но в тоже время я хотела ему принадлежать.