— Присмотрю, — кивнул мужчина.
— А мне можно сопровождать Господина Акселя? — поинтересовалась Асперич.
— Можно, — разрешил он, — только следуй за ним как положено, красиво и изящно.
— Обязательно, — пообещала девушка, светясь от счастья.
Как охотно и радостно, подумала я, рабыня последовала за Господином Акселем. Конечно, мой сопровождающий должен был заметить это. Неужели его это нисколько не заинтересовало? Это заставило меня почувствовать неловкость. Конечно, помимо набегов, войн и других насильственных методов приобретения женщин, имеет место и обмен кейджерами в цивилизованной манере, с переговорами, покупкой и продажей. Но иногда, и мне об этом рассказывали, такие вопросы решаются посредством звона стали, особенно на большой дороге или в поле вне стен, вне юрисдикции архонтов и преторов. Я рискнула предположить, что навыки владения оружием у моего похитителя и Господина Акселя были примерно равны. Уверена, очень немногие из тех мужчин, которые были наняты и прибыли на север, возможно, за исключением рабочих и моряков, не обладали теми или иными из тёмных умений. Я предположила бы также, что некоторые из здесь присутствовавших даже могли быть из касты Воинов, хотя в данном случае, это, вероятно, были отступники или изгои, возможно, мужчины, которые приняли участие в мятежах, и даже те, которые отказались от Домашних Камней или предали свои кодексы, люди отчаянные и опасные. И я не считала, что поймавший меня человек, мог быть из тех, над кем можно было бы шутить безнаказанно. Тогда почему его ничуть не обеспокоило поведение его рабыни? Какой рабовладелец отнёсся бы к такому равнодушно? А может, Асперич уже была продана? Так нет же! Она встала на колени перед ним, изловившим меня, поцеловала его ноги и обратилась к нему как к Господину. Не мог ли он подумывать о том, чтобы избавиться от неё? Не мог ли он интересоваться некой другой рабыней? И не могла ли я быть ею? Но Асперич была настоящей красавицей! А с другой стороны гореанские мужчины, в зависимости от их средств, вполне могли позволить себе иметь и больше чем одну рабыню. В садах удовольствий Убаров и высоких торговцев могло находиться неисчислимое множество рабынь, и даже рабынь, купленных агентами, рабынь, о существовании которых их владельцы могли даже не иметь представления. Я слышала о Минтаре из Ара, которому принадлежали больше тысячи рабынь, правда большинство из них были прикованы цепями к станкам на его мануфактурах. А в высоких полисах были ещё и рабыни города, которых часто можно было увидеть на улицах в их коротких серых туниках и серых же металлических ошейниках. Мне очень хотелось надеяться, что мой похититель хотел меня. Уж я бы приложила все силы, чтобы понравиться ему, я не упустила бы ни одного из способов бессмысленной, презренной рабыни, чтобы он остался мною доволен! Как я стремилась бы оставаться единственной невольницей частного рабовладельца! Я не думала, что смогла бы перенести наличие соперницы, что смогла бы разделить своего владельца с какой-нибудь другой девкой. Я надеялась, что красотка Асперич не станет причиной кровопролития между Господином Акселем и поймавшим меня мужчиной. Как странно, подумала я, что гореанские рабовладельцы, для которых мы незначительны, в чьих ногах мы — ничто, относящиеся к нам с высокомерным презрением свободного человека к животному, готовы убивать за обладание нами. Действительно ли мы так уж бессмысленны для них? Впрочем, успокоила я себя, они с Господином Акселем — друзья. К чему им обнажать сталь друг против друга. Но Асперич была девушкой очень красивой, а ведь даже ради менее достойных женщин отточенная сталь могла внезапно разделить друзей. Но не могло ли быть так, что мой похититель не имел интереса оставлять Асперич для себя. Разве она, как и любая рабыня не была безделушкой, которую можно было подарить, стоит только у хозяина появиться такому желанию? Однако моему похитителю, я была уверена, рабыня понадобится. Он был таким мужчиной. Были ли в состоянии, спрашивала я себя, многие из мужчин моего родного мира хотя бы представить себе, что на свете существуют мужчины столь властные, столь мужественные и зрелые, столь страстные и похотливые, столь доминирующие и сильные, столь бескомпромиссные и требовательные, что они превращают женщин в рабынь, поскольку они хотят видеть их таковыми, своей собственностью, товаром, животными и ничем иным. И они хотят владеть своими женщинами, категорически и абсолютно. Мы — их бесправное имущество. Я предположила бы, что очень немногие из мужчин моего прежнего мира, равнодушного и серого, могли бы, не то что понять, но хотя бы представить себе такое. Уверена, что и немногие из женщин моей прежней планеты когда-либо находили себя объектом такой страсти, столь интенсивной, жестокой и требовательной, что утолить её не могло бы что-либо иное, кроме как абсолютное обладание ими, как собственностью, как вещью, ничто иное как, видеть их полностью принадлежащими их господину. По-видимому, они не смогли бы даже понять такую страсть, такое желание, возможно, до того момента, когда они нашли бы себя в ошейнике, бесправным объектом этой страсти. Пусть, оказавшись в ошейнике, они понимают, что принадлежат, как может принадлежать любой предмет, полностью и безоговорочно. Пусть они теперь стремятся быть подходящей собственностью, приемлемым имуществом. Пусть они из всех сил стараются быть приятными, полностью приятными, всеми доступными рабыни способами, поскольку если они не смогут этого достичь, их ждёт плеть, а она не приятна.