— Значит, Вы отведёте меня к моей конуре, — заключила я.
— Нет, — сказал он.
— Я не понимаю, — удивилась я.
— Вы будешь содержаться другим способом, — пояснил мужчина.
— Пожалуйста, — попросила я, — оставьте Лауру себе, сохраните для себя!
— Ты мне не принадлежишь, — напомнил он.
— Она должна быть вашей, — настаивала я. — Она ваша рабыня!
— Мне казалось, что Ты меня ненавидела, — усмехнулся он.
— Я люблю вас! — заплакала я.
Моя левая щека взорвалась болью, голова мотнулась в сторону. Пощёчина была внезапной, жестокой, злой. Меня развернуло, я покачнулась и, наверное, упала бы, если бы не его левая рука, перехватившая поводок прямо у ошейника и удержавшая меня на месте. Слезы брызнули из моих глаз. Щека горела. Я опустилась на колени, лишь только он ослабил свой захват. Я стояла перед ним на коленях, вынужденная смотреть на него, вдоль натянутого втугую поводка, намотанного на его кулака.
— Простите меня, Господин, — всхлипнула я.
Он смотрел на меня сверху вниз, и в его глазах светился дикий, злой, свирепый огонь презрения, того презрения, с которым свободный человек может смотреть на рабыню.
— Даже животное может любить своего хозяина, — глотая слёзы, прошептала я.
— Не смей говорить о любви, Ты, грязная тарскоматка, — процедил он. — Ты не свободная женщина, Ты — та кто Ты есть и кем должна быть, Ты — никчёмная рабыня. Ты — вещь, которую будут использовать, товар, купленный для работы и удовольствий, для необузданных восторгов неописуемых удовольствий, которые будут получены из твоего тела всякий раз, когда и как твоему хозяину может захотеться.
— Так используйте меня! — взмолилась я и тут же сжалась, увидев его занесённую для нового удара правую руку. — Пожалуйста, не бейте меня, Господин!
Удара не последовало, мужчина опустил руку, но продолжал держать поводок туго натянутым, не позволяя мне опустить свою голову.
— Неужели Господин не хочет Лауру? — спросила я.
— Тебя следует скормить слинам, — заявил он.
— Вы часто и подолгу ласкали меня в лесу, — всхлипнула я. — Вы сделали меня такой, что я не могла не ответить вам, как рабыня отвечает своему владельцу.
— Точно так же Ты ответила бы на прикосновение любого мужчины, — презрительно бросил он.
— Мы — рабыни, — вздохнула я.
— У меня просто никого другого не было под рукой, — объяснил он.
— Да, Господин, — не стала настаивать я.
Тогда мужчина ослабил натяжение поводка, и я с благодарностью опустила голову.
— Я думала, что Господин мог бы хотеть Лауру, — прошептала я.
— Лаура, — процедил он, — никчёмная и ничего не стоящая шлюха.
— И тем не менее.
— Я должен отвести тебя к месту твоего хранения, — напомнил мне он.
— Купите меня, — попросила я.
Он рассмеялся, но меня это ничуть не укололо. Попросив купить, женщина признает, что она может быть куплена, тем самым признавая, что она — рабыня. Но с какой стати это должно было волновать меня? Я и так была рабыней. Я узнала об этом очень давно, ещё в те времена, когда в моём теле начали происходить некие изменения и преобразования, и последствием этого стала моя нынешняя реальность, в которой я принадлежала ошейнику мужчины.
— Неужели, кто-то может хотеть ничего не стоящую рабыню? — усмехнулся он.
— Я думаю, что многие из мужчин, — ответила ему я.
— Твоё лицо вполне приемлемо, — признал он, — и твоя фигура неплоха.
— Уверена, — сказала я, — в полу вашей хижины найдётся рабское кольцо, к которому я могла бы быть прикована цепью.
— К тому же самому кольцу, к которому я приковываю Асперич? — уточнил он.
— Если таково было бы желание Господина, — ответила я.
— Я не приковываю к рабскому кольцу что попало, — заявил мужчина.
— Уверена, что многие из мужчин нашли бы меня вполне приемлемой для такого кольца. И разве это не Господин был тем, кто привёл меня к ошейнику?