— Почему же Ты тогда возвращалась к корабельному лагерю? — полюбопытствовал мужчина.
— Я заблудилась, — призналась я. — Это было не нарочно.
— Ты торопилась назад к своей цепи, — заявил он.
— Нет! — заверила его я.
— То же самое произошло с девками-пантерами, когда они преждевременно ослабили свою бдительность в лесу.
— Конечно, нет! — попыталась убедить его я.
— Итак, — подытожил мужчина, — Ты хотела бы видеть меня своим владельцем?
— Да, — с вновь вспыхнувшей надеждой воскликнула я. — Купите меня!
— Нет, — отрезал он.
— Но неужели то, что Вы сделали со мной, что Вы заставили меня чувствовать по пути к корабельному лагерю, не значит ничего?
— Ничего, — подтвердил он.
— Я поняла, — вздохнула я, а затем, с опаской, добавила: — Господин.
— Просто в тот момент никого другого у меня под рукой не было, — развёл он руками. — Я тебе это уже говорил.
— Вы хорошо развлеклись со своей пленницей, — признала я.
— Конечно, — согласился мужчина.
Всё было так, как я и боялась. Я для него ничего не значила. Но разве рабыня, спросила я себя, могла ожидать от свободного мужчины чего-то большего? Ещё во время моего обучения, нам вбивали в голову, что мы — ничто, только рабыни.
— Господин! — позвала я.
— Не вздумай убежать ещё раз, шлюха, — процедил он сквозь зубы и отвернулся.
— Господин! — зарыдала я.
Но он даже не оглянулся. Сквозь открытую дверь я видела, как ворота частокола открылись, а потом закрылись снова. Два засова опустились на место.
Чувствуя себя покинутой и разбитой, я прислонилась к стены конуры.
— Тебя надёжно приковали, — прокомментировала одетая рабыня. — Можно подумать, что Ты была важной персоной.
— Я никогда не была важна, — глотая слёзы призналась я.
— Это верно, — сказала она.
— Она — варварка, — заметила одна из других девушек.
— Это очевидно, — кивнула одетая рабыня.
Несомненно, это было заметно по моему акценту.
— Какая Ты у нас умная, — презрительно усмехнулась другая девушка.
— Попадись Ты мне раньше, — прошипела рабыня в платье, — тебя бы сварили в тарларионовом жире.
— Не кипятись, а то они уберут твоё платье, — засмеялась третья рабыня.
— Её тщеславие уступает только её тухлому остроумию, — констатировала четвёртая.
— Она безумна, — отмахнулась пятая.
— Я не безумна! — возмутилась одетая рабыня.
— Она думает, что она важная персона, — пояснила мне вторая.
— Я важна, — заявила одетая рабыня и, смутившись, добавила: — Я была важна.
— И кто же Ты? — полюбопытствовала первая из заговоривших девушек.
— Никто, — сердито буркнула рабыня в платье.
— Она безумна, — повторила пятая, — отморожена на всю голову. Именно поэтому они называют её «Убара».
— Это жестоко, — заметила я.
— Это просто шутка, — успокоила меня одна из девушек.
— Я ненавижу варваров! — крикнула одетая рабыня.
— Они глупы и невежественны, — сказала вторая девушка, — но с какой стати тебе их ненавидеть?
Одетая рабыня насупилась и промолчала.
— Как тебя назвали? — поинтересовалась у меня третья из девушек.
— Лаура, — ответила я.
— Симпатичное имя, — признала она. — Но если Ты — варварка, то почему они не дали тебе варварское имя?
— Я думала, что это и есть варварское имя, — удивилась я.
— Это — известный город на Лауриусе, южнее этих мест, — пояснила девушка.
— Возможно, это просто совпадение, — пожала я плечами, хотя лично у меня имелись вполне обоснованные причины сомневаться в случайности этого.
Конечно, я нашла в гореанском множество слов, которые имелись и в моём родном языке, или были очень похожи на них, и даже означали примерно то же самое. Вероятно, такие слова появились под влиянием нашего языка или были напрямую заимствованы. Я предположила, что в гореанском, как и в большинстве сложных языков, могло быть много таких заимствований, причём из множества языков. Конечно, гореане, по крайней мере, большинство из них, казались мне, совершенно человеческими существами и, несомненно, прямо или косвенно должны были происходить из моего родного мира, с Земли. Возможно, думала я, ключ от этой загадки мог лежать в далёких, огромных Сардарских Горах, в которых предположительно обитали легендарные Царствующие Жрецы. В любом случае, в этих вопросах очень многое оставалось для меня неясным.