«Итак, красотка, — подумала я про себя, — при всей твоей прошлой причастности к высшей касте, или чему бы то ни было ещё, при всех твоих претензиях и превосходстве, теперь Ты всего лишь испуганная рабыня, притом ещё и лживая».
Охранник, подтащив одетую в платье рабыню ко мне, коротко бросил:
— Говори.
Было очевидно, что он относился к красивой, смуглкожей рабыне, как минимум, с презрением. Я видела, что она для него была не больше, чем одной из кейджер, а возможно даже такой, которая постоянно вызывала его недовольство. Пожалуй, подумала я, он не увидел бы ничего неправильного в том, чтобы раздеть и примерно наказать её. Я бы не исключала, что это именно ему пришла в голову идея нарядить её в платье, чтобы сделать из нё объект для зависти и насмешек. Разумеется, это дело рабовладельца, решать, должна ли рабыня быть одета, и если одета, то как и до какой степени. Такие мелочи, как и многие другие, помогают рабыне крепко держать в памяти, что она — рабыня.
— Я поела, Господин, — сказала я. — Я довольна.
Некоторые из рабынь, находившихся в тот момент в конуре протестующее вскрикнули. Одетая рабыня, чью руку охранник отпустил, удивлённо уставилась на меня, а затем, когда мужчина ушёл ей взгляд наполнился презрением.
— Ты не донесла на меня, — констатировала она.
— Верно, — кивнула я.
— Ты побоялась так поступить, — заключила рабыня в платье.
— Нет, — отказалась я.
— Почему Ты не отправила её под плеть? — спросила друга девушка.
— Она просто побоялась, — презрительно бросила одетая рабыня.
— Нет! — воскликнула я.
— Тогда, почему? — настаивала другая девушка.
— Плеть — это очень больно, — объяснила я.
Одетая рабыня, лицо которой исказилось от ярости, склонилась надо мной и прошептала:
— Ты — дура. Я тебе ничего не должна!
— Я ничего и не ожидаю, более того, я ничего не хочу от такой как Ты, — сказала я.
— От такой как я? — удивлённо переспросила она.
— Возможно, Ты родилась в высшей касте, — сказал я, — возможно, нет, откуда мне знать, но я вижу в тебе немного, что могло бы указывать на высшую касту. Может быть Ты красива, но теперь Ты — рабыня, маленькая, мелочная, жестокая, амбициозная, эгоистичная и к тому же лживая.
— Замолчи, рабыня! — прошипела она.
— Рабыня имеет право говорить так с рабыней, — ответила я.
— Я не рабыня! — закричала она.
— Рабыня! — усмехнулась я.
И тут одетая в платье рабыня с криком бросилась ко мне. На меня посыпались удары кулаков, потом в ход пошли ногти. Другие рабыни вскочили на ноги и помчалась к нам, торопясь защитить меня. Когда они схватили Убару, она уже вцепилась в мои волосы и яростно трясла мою голову. Я пыталась отстраниться насколько позволяли цепи. В какой-то момент я испугалась что задохнусь, поскольку тяжёлый ошейник, прикованный к стене, вдавился мне в горло. Наконец, девушки смогли разжать пальцы Убары, и вынудить её отпустить мои волосы. Она вскрикнула от боли, поскольку теперь её саму оттаскивали от меня за волосы.
— Отпустите меня! — потребовала она, но две девушки крепко удерживали её за руки, а ещё одна тянула её за волосы, причём так сильно, что голова одетой рабыни была запрокинута назад, вынуждая её смотреть в потолок конуры.
Другие рабыни тоже были рядом. Они столпились вокруг, зло сверкая глазами на возмутительницу спокойствия. Я заметила, что несколько девушек заглядывали внутрь через дверной проём.
— Очень надеюсь, что у неё останутся шрамы, — сказала одна из рабынь, обращаясь к Убаре, — тогда тебе точно отрежут нос!
— Нет, нет! — закричала та, заметно бледнея. — На ней нет шрамов, даже следов нет!
— И кто Ты теперь, после того как Ты напала на прикованную рабыню? — осведомилась другая девушка.
— На ней нет следов! — крикнула одетая рабыня.
Зато на мне осталось множество царапин, к счастью, явно поверхностных. Я не думала, что мне был нанесён какой-либо непоправимый ущерб. Это происшествие не столько повредило мне, сколько разозлило. Моя противница била меня боковыми поверхностями кулаков, и к счастью её силы были всего лишь силами женщин. Да и мои спасительницы подоспели вовремя, не дав ей нанести мне сколь-нибудь серьёзного вреда. Её укус на моём плече болел, но не кровоточил. Вкус крови я всё-таки почувствовала, но это я сама в суматохе случайно прикусила губу.
— Пусть ей отрежут нос! — мстительно сказала одна из рабынь.
— Нет! — заплакала Убара.
Рабовладельцы, как известно, редко вмешиваются в ссоры своих рабынь, однако, с другой стороны, они озабочены тем, чтобы ценность товара не упала. Девушке не может быть сделано что-либо, что могло бы понизить ту цену, которую она могла бы принести на торгах. Например, пять упругих ремней рабской плети специально сделаны такими широкими, чтобы наказать проштрафившуюся рабыню, и наказать сурово, но при этом не оставить после себя долго незаживающих следов своего внимания. К счастью для женщин и, я предполагаю для их хозяев, если они принадлежат, их ссоры очень редко, в отличие от разногласий мужчин, приводят к появлению каких-либо постоянных шрамов или увечий. Свободные женщины могут порвать друг дружке вуали или потерять туфли, рабыни могут разорвать или лишиться туники. Максимум, что может иметь место, в результате женской ссоры, это неприятности вроде оскорблённого достоинства, царапины, укусы и вырванные волосы.