— Не советую жалеть их, — предупредила она. — Они часто носят с собой хлыст или плеть.
— Но насколько при этом они должны быть обездолены и одиноки, — покачал я головой, — в своей гордости и страдании.
— Они завидуют нам из-за наших ошейников и нашей радости, — пояснила рабыня.
— Боюсь, что так и есть, — вздохнула я.
— Тебя уже покорили? — полюбопытствовала она.
— Я — рабыня, — грустно улыбнулась я. — Любой мужчина может справиться с этим.
— Но, вероятно, Ты надеешься на определённого хозяина? — уточнила девушка.
— О, да! — выдохнула я. — Но почему Ты спрашиваешь?
— Тебя слишком хорошо приковали цепями, — заметила она.
— И что, — не поняла я.
— Подумай, — усмехнулась девушка. — Тебя не просто привели и оставили за частоколом под строгой охраной, но и приковали цепью за шею, руки и ноги. Ты удерживаешься у стены, и не можешь даже соединить руки перед телом или свести ноги. Конечно, Ты сознаёшь свою уязвимость, и с какой безнаказанностью тебя могли бы ласкать.
— Да, — испуганно признала я.
— Ну и как по-твоему, в чём смысл всего этого? — поинтересовалась рабыня. — Каково назначение этих цепей?
— Я думаю, — предположила я, — чтобы проинструктировать меня.
— В чём проинструктировать? — не отставала от меня она.
— Убедить меня в тщетности побега, — сказала я.
— Возможно, — не стала отрицать девушка. — А что ещё?
— Чтобы я могла лучше осознать себя рабыней? — спросила я.
— Несомненно, — кивнула она. — Но вот скажи, разве твоя полная беспомощность и чрезвычайная уязвимость не возбуждают тебя?
Я не осмелилась ей отвечать.
— Но в этом есть и более глубокое значение, — заверила меня она, — чем Ты сейчас понимаешь, и возможно даже чем понимает тот, кто надел на тебя эти цепи.
— Я вообще ничего не понимаю, — призналась я.
— Внутри этого частокола нет ни одной рабыни, — сказала моя собеседница, — которая не была бы прекрасна, которая не была бы превосходной покупкой, которая не стала бы призом для того, кто заберёт её с аукционной площадки, но Ты — единственная, кого приковали цепями.
— Возможно, они просто опасаются, что я снова попытаюсь бежать, — предположила я.
— Перепрыгнув голой через частокол? — усмехнулась рабыня.
— Нет, конечно, — улыбнулась я.
— Если бы дело было только в этом, — пояснила девушка, — хватило бы одной единственной цепи на лодыжке. Она превосходно бы держала тебя на месте, чтобы Ты в чрезвычайной беспомощности ожидала, когда хозяева снизойдут использовать такое удобство.
— Я не могу понять, к чему Ты ведёшь, — призналась я.
— Какого сорта вещи хранят с особыми мерами безопасности? — намекнула рабыня.
— Не знаю, — удивилась я её вопросу.
— Призы, сокровища, драгоценности, — сама же ответила она.
— Наверное, Ты права, — согласилась я.
— А что из этого заслуживает самой большой заботы, — поинтересовалась она, — самых тяжёлых цепей, самых надёжных замков, самых неординарных мер безопасности?
— Я не знаю, — пожала я плечами.
— Что-то, что для кого-то очень важно, — подытожила она, — что-то чего он не мыслит себе потерять, чего он хочет, чего жаждет, от чего он не согласится отказаться, чем он решил владеть.
— Конечно, нет! — прошептала я.
Глава 51
— Мы отплываем рано утром, — сообщил мне Тиртай, явно рассерженный.
— Я понимаю, — кивнул я.
— Уверен, Ты понимаешь и важность секретного груза, который мы доставили и спрятали в трюме несколько ночей тому назад, — сказал он.
— Я понимаю, что это важно, — заверил его я, — но я не понимаю, почему это важно, или насколько это важно.
— Судьбы миров могут висеть на волоске после его доставки на Конец Мира, — заявил Тиртай.
— Мне кажется сомнительным, — признался я, — что этот корабль, каким бы могучим он ни был, сможет достичь Конца Мира, если такое место вообще существует. Что такое корабль, даже такой большой и крепкий по сравнению с беспощадной мощью Тассы?
— Как бы это ни было прискорбно, но это будет проверено, — заявил Тиртай.
— Вспомните о том, какое наступает время года, — напомнил я.
— Ты боишься выходить на нём в море? — уточнил он.
— Конечно, — не стал отрицать я, — как и любой разумный человек, понимающий, чем это может грозить, но я готов это сделать.
— То есть, Ты просто сознаёшь вовлечённые риски, — заключил Тиртай.
— Конечно, — подтвердил я.