Где-то слева от меня во сне простонала одна из девушек.
Итак, я убежала, но недалеко. За что была наказана плетью. Поймавший меня мужчина выпорол меня прямо на берега Александры. Я не знала, ждёт ли меня дальнейшее наказание, и если да, то какое. Они не считают нужным ставить нас в известность даже относительно этого.
Вчера я слышала, что вымпел готовности был спущен с флагштока. Следовательно, корабль полностью подготовлен к отплытию и началу похода вниз по течению Александры. Я предположила, что рабынь, которых держали за частоколом, должны будут незадолго до отхода переправить на ту сторону реки. Вероятно, будет их ожидать лодка, или даже несколько лодок. Мне вспомнилось, что я видела лодки как на северном, так и на южном берегу.
— Они придут за нами! — услышала я испуганный голос рабыни, донёсшийся откуда-то из темноты.
И снова наступила тишина.
Теперь я была уверена, что мне не показалось, и в щели под дверью действительно видны отблески света. А потом я ясно услышала мужские голоса и топот снаружи. Спустя некоторое время, с той стороны двери послышался скрежет. Один за другим оба засова были выдвинуты из своих скоб. Дверь качнулась, отворилась наружу, и я увидела четыре или пять мужских фигур в сопровождении охранника, державшего лампу в поднятой руке. Также я услышала звон цепей.
— Рабыни на выход! — раздалась команда. — Встать в колонну по одной. Лицом к воротам. Первой самая высокая девка, остальные по росту.
На дворе было ещё совсем темно. Рассвет даже не начинался.
Порядок построения караван был обычным. Рабынь чаще всего выставляют по росту в порядке убывания. У гореан развито чувство меры, гармонии, уместности и красоты, и это может проявляться в неисчислимом количестве нюансов, от проектирования городов с их яркими зданиями и стенами, подъездами и колоннами, длинными, в пасанг длиной, аллеями, наполненными музыкой ароматов и мелодией цветов, до формы ваз и ламп, от орнамента на щите или пряжки на сбруе кайилы, до замысловатой, тонкой резьбы на ручке обычного инструмента или скромной деревянной ложки.
Вскоре я осталась в конуре одна. Дверь закрывать не стали, и я видела в свете висевшей снаружи лампы, мужчин и девушек. Та рабыня, которая ещё недавно носила платье, стояла ближе к концу колонны.
Я видела, как рабынь заковывали в караван, а когда с этим закончили, я узнала, что было в одном из маленьких ящиков, принесенных вчера зашедшими в частокол мужчинам. Там оказались наручники, которыми рабыням сковали руки за спиной. Ещё немного позже, выяснилось и то, что было содержимым второго ящика. Рабские капюшоны. Один за другим, их натянули на головы рабынь. Какой беспомощной чувствуешь себя в таком капюшоне, какой смущённой и дезориентированной, насколько во власти рабовладельцев!
Потом ворота частокола открыли и я увидела, что снаружи ожидали двое мужчин с факелами.
— Приготовиться к движению, — объявил охранник, державший лампу над головой.
— Нет, нет! — услышала я. — Пожалуйста, Господа! Не уводите меня, Господ!
Это был голос той, которая ещё недавно была одета в платье. Какой испуг звучал в её голосе. Чего она так боялась? Куда она думала, что её могла бы отвести? По-видимому, на корабль. Или её могли отвести куда-то в другое место? Что она думала, могло бы быть сделано с нею? Уж не думала ли она, что её судьба может отличаться от того, что ждёт любую из них? Что в ней могло быть такого особенного? Или она, действительно, была не простой рабыней?
— Куда вы нас ведёте? — кричала рабыня.
— Успокойся, — шикнула на неё другая рабыня, — они отведут нас на корабль!
— На большой корабль! — добавила её соседка.
— Нет! — закричала Убара.
— Только не на корабль! — присоединилась к её истерике ещё одна рабыня.
— Я не хочу на Конец Мира! — выкрикнула другая девушка.
— Избейте нас, продайте, увезите нас в любое другое место! — взмолилась третья. — Только не на корабль.
— Пощадите нас! — стенала четвёртая. — Мы всего лишь рабыни!
— Вперёд, — скомандовал охранник, не обращая внимания на их истерики. — Идти осторожно.
— Господа! — крикнула я им вслед.
Я была растеряна, я не могла взять в толк, что происходило. Казалось бы, вымпел готовности был спущен, и большой корабль мог отдать швартовы в любой момент.
Конечно, девушки моей прежней конуры в корабельном лагере боялись попасть на большой корабль. Похоже, что рабыни, содержавшиеся за частоколом, тоже испытывали подобный трепет. Мне казалось довольно очевидным, что рабынь, как здешних, так и из корабельного лагеря, должны были погрузить на большой корабль. В конце концов, разве они не были рабынями, живым товаром, который можно было продать или обменять хоть на Дальних островах, хоть на Конце Мира, хоть где-то ещё, в зависимости от того, где могло лежать место назначения той могучей конструкции, что замерла в готовности к походу вниз по реке к Тассе?