— Принеси её так, как положено приносить плеть!
Встав на четвереньки, я подползла к плети, опустила голову и, взяв зубами длинную рукоять, рассчитанную, чтобы можно было держать её двумя руками, вернулась к нему и подняла голову. Когда он забрал у меня плеть, я снова встала на колени, откинувшись на пятки, выпрямив спину, втянув живот, расправив плечи, подняв голову, положив руки ладонями вниз на бёдра и широко расставив колени, как подобает рабыне того вида, которой, как я узнала, я теперь была.
— Я думаю, — сказала я, глядя на него снизу вверх, — Господин просто влюблён в свою рабыню.
Он замахнулся плетью, и я в страхе зажмурилась, ожидая удара. Но удара не последовало. Когда я открыла глаза, я увидела, что его рука дрожит от гнева, но затем он опустил плеть. Он выглядел угрюмым и насупленным. Я вовсе не хотела разозлить его. И уж тем более я не хотела оскорбить или унизить его. Но настолько ли это невероятно, что свободный мужчина мог бы полюбить рабыню? Должны ли его за это высмеивать его товарищи и презирать свободные женщины? Почему мужчина может испытывать приязнь к слину или кайиле, но не к рабыне? Впрочем, подумала я, рабыня это другое. Её следует презирать, пренебрегать и держать в бесчестье, поскольку она — рабыня.
Он грубо сунул плеть к моим губам.
Я была напугана.
Разумеется, это не было действием того, кто мог бы испытывать тёплые чувства к рабыне. Насколько глупым теперь казалось моё замечание мне самой. Я что, забыла о том, что была рабыней?
— Тебя что, не обучали? — процедил мой похититель.
И я принялась проявлять внимание к плети, целуя и облизывая её упругую кожу. Я делала это мягко, медленно, нежно, тщательно, покорно, почтительно и, боюсь, обольстительно. Наконец мужчина убрал плеть от моего лица, и я откинулась назад, приняла прежнее положении и замерла в ожидании. Если девушка недостаточно хорошо обслужит плеть, то ей следует быть готовой к тому, что плеть хорошо обслужит её.
К моему облегчению он спрятал, так и не применённый и даже не развёрнутый инструмент дисциплины, назад в свой рюкзак.
Церемония целования плети может быть прекрасным ритуалом, к котором рабыня признает свою покорность, своё подчинение доминированию мужчины. Это может быть очень красиво. Плеть, конечно, сама по себе, является символом доминирования. Судя по тому, с какой грубостью плеть была поднесена к моим губам, у меня не осталось никаких сомнений в том, что мои предположения относительно того, что мой хозяин мог бы питать к своей рабыне некие тёплые чувства, имели мало общего с реальностью. Фактически, это действие было больше выражением раздражения или презрения, признаком того, что владелец мог бы отнестись неодобрительно, и быть не в состоянии терпеть недозволительную самонадеянность со стороны своей собственности, простого животного.
Я должна была бы лучше думать, прежде чем что-то сказать.
— Ты думаешь, что в рабыню можно влюбиться? — спросил он.
— Простите меня, Господин, — попросила я.
— Рабыню, — сказал мужчина, — следует доминировать, подчинять, использовать для работы и удовольствий, пока она не заплачет и не закричит от потребностей.
— Да, Господин, — не стала спорить с ним я.
— А тебя следовало бы выпороть, — добавил он.
— Так выпорите меня, — предложила я, — чтобы я смогла ещё лучше уяснить, что я — ваша.
— Я наговорил много чего, о чём я не хотел говорить, хотя, наверное, должен был это сказать, — вздохнул он. — Я раскрыл те истины, которые тревожили меня и казались постыдными. Да, я признал наличие необоримого желание к тебе, жестокого как шторма Тассы, и столь же непреодолимого, сколь и неизменного, с которым я боролся, пытаясь избавиться от этой необъяснимой, мучительной жажды, и справиться с которой я оказался не в состоянии. Все мои намерения исчезли как дым, вся моя решимость рассыпалась, стоило мне увидеть тебя. А значит, Ты должна быть моей. И я не знал бы отдыха, пока Ты не стала бы моей. Ты должна была принадлежать мне. И теперь Ты, глупая земная шлюха, смеешь говорить о чувствах? Лучше дрожи и говори о подчинении, обладании и владении, да-да, владении, как любым другим предметом, товаром или животным. Именно этим Ты являешься, и только этим, предметом, товаром и животным, и именно этим Ты и будешь, разве что теперь в моём ошейнике! Да, Ты желанна, спору нет, и потому тебя хотят и жаждут, но тебя хотят и жаждут как ту, кто Ты есть, как рабыню, никчёмную, бессмысленную рабыню!