Через мгновение руки обеих были связаны за спиной.
Обе могли похвастаться длинными волосами, так что мне было чем воспользоваться, чтобы связать их вместе, голова к голове, вплотную друг к дружке.
— Нет! — заверещали они, когда мой нож начал срезать предмет за предметом их одежды.
— Не волнуйтесь, — успокоил их я. — Я остановлюсь, когда доберусь до нательного белья.
— Слин! — закричала одна из них.
— Ну если слин, — хмыкнул я, — тогда я, возможно, я не стану останавливаться на нательном белье.
— Мы — свободные женщины! — воскликнула вторая. — Свободные женщины!
— Пощадите, — взмолилась первая, — милосердия!
— Ага! — воскликнул я. — Шёлк! И не скажу, что чрезмерно длинный.
— Животное, монстр! — ругалась вторая.
— Да не бойтесь вы так, — усмехнулся я и потянув за волосы поставил их на ноги.
Теперь их лица были раздеты, да и от остальных одежд осталось немного. Кроме того, они были босы и связаны.
Я окинул женщин оценивающим взглядом.
— Пожалуй, я нахожу вас обеих ниже моей рабыни, — заключил я.
— Слин, слин! — прошипела первая.
— Ах, значит, всё-таки слин! — делано возмутился я. — Вот ваши кошельки. Если они вам нужны, вам придётся нести их во рту, как мог бы это делать домашний слин.
— Никогда! — воскликнула она.
— Значит, оставляете их здесь? — уточнил я.
— Нет! — простонала вторая.
— Тогда открывайте рты, — развёл я руками.
Теперь из ртов обеих свисали их кошельки.
— А теперь, пожалуй, я разрешу вам уйти, — объявил я. — Если снаружи вам вдруг захочется попросить некого товарища о помощи, боюсь, кошёлек упадёт. Возможно, лучшим, что вы могли бы сделать в такой ситуации, это встать на колени перед тем или иным мужчиной и, опустив голову до земли, выпустить кошелек. Тогда он будет рядом. В этом положении вы могли бы попросить, чтобы вас развязали. Безусловно, не исключено, что кошелёк могут просто забрать, а вы останетесь на коленях, босиком и связанными.
— Я бы сказал, что это чрезвычайно вероятно, — усмехнулся один из свидетелей произошедшего.
Что верно, то верно, времена в Брундизиуме настали трудные.
— А теперь проваливайте отсюда, — велел я свободным женщинам, — пока я не взял стрекало и не выгнал вас им из гостиницы как провинившихся рабынь.
Плача и спотыкаясь, связанные за волосы голова к голове, две свободных женщины поковыляли прочь из гостиницы.
— Это была шутка, достойная Убара, — заявил один из присутствовавших в столовой мужчин.
— Как по-твоему, как долго они будут держать свои кошельки? — поинтересовался другой.
— Не думаю, что долго, — усмехнулся я.
— Стражники схватят их, приняв за рабынь, — заметил третий посетитель, — они же босые, по существу, одеты как рабыни.
— Пройдёт ан, а то и больше, прежде чем они найдут свободных женщин, и те осторожно исследуют их тела, — заметил четвёртый.
— К тому времени, — хмыкнул пятый, — их могут успеть выпороть и запереть в выставочной клетке, как беглых рабынь, чтобы их хозяева могли их забрать.
— Боюсь, стражники могут разозлиться из-за причинённого беспокойства, — покачал головой третий.
— Они отнесутся к этому, как к весёлой шутке, — отмахнулся первый.
Не секрет, что многие гореане находили гордость и претензии свободных женщин, мягко говоря, раздражающими. Конечно, куда легче было иметь дело с женщинами, находящимися на их месте, у ног мужчин и в ошейниках.
Разумеется, я не стал бы вести себя подобным образом, если бы моим Домашним Камнем был камень Брундизиума. Вполне ожидаемо, я безропотно и любезно вытерпел бы оскорбления женщин, какими бы длительными и неприятными они ни были, поскольку они были свободны, а Домашний Камень был бы общим. Что-либо иное было бы не только неподходяще, но и, я бы сказал, вопиюще. С другой стороны, не все гореанские мужчины терпеливы с женщинами, даже с теми, с кем они могли бы делить Домашний Камень. Порой я задавался вопросом, почему свободные женщины иногда столь рискованно ведут себя перед мужчинами. Они злоупотребляли своей свободой, или проверяли её границы? Неужели они не знали, что были женщинами, причём в присутствии мужчин? Не исключено, что они, как говорится, «искали ошейник».
— Ещё чёрного вина, — заказал я официанту.
Большинство гореанских магазинов, особенно те, что торгуют всякими мелочами, открываются на рассвете. Их владельцы и работники обычно живут там же, либо на втором этаже, либо в комнатах позади торгового зала, а завтракают, как правило, прямо на месте, в ожидании клиентов. Никто ведь не хочет упустить возможного покупателя.