— Ты очень красива, — заметил я.
— Красивее той, другой? — поинтересовалась она.
— Другой? — переспросил я.
— Той, которую Вы ищете, — пояснила Асперич.
— Я не ищу никакую другую, — возмутился я. — Это невероятно, абсурдно.
— Но, если бы Вы искали?
— Я бы предположил, что Ты красивее, — признал я.
— Но она другая, — вздохнула моя рабыня. — Для вас она не похожа на всех остальных. Для вас она особенная, в ней есть что-то, чего Вы не находите в других и во мне в том числе.
— Не говори глупостей, — проворчал я. — Уверен, Ты знаешь о своей интересности и о привлекательности твоих достопримечательностей. Разве я не достаточно часто использовал тебя для своего удовольствия?
— О да, — улыбнулась Асперич, — я была хорошо обработана.
— Так в чём дело? — спросил я.
— Но так могла бы быть обработана любая рабыня, — развела она руками.
— И что?
— Я не думаю, что Вы владели мной, как могли бы владеть вашей рабыней рабынь, той, за обладание которой Вы пошли бы на смерть. Я не видела в ваших глазах беспрецедентной, ужасающей, хищной жажды приближающегося ларла, острого, пронзительного взгляда тарна. Я не чувствовала себя столь же принадлежащей, столь же покорённой и беспомощный, как самка табука в челюстях ларла, как молодая самка верра, стиснутая в когтях тарна. Я не был схвачена, брошена вниз и опустошена. Я не познала решительного щелчка замка ошейника, сообщившего бы мне о том, что я окончательно и торжествующе востребована. Я не чувствовала на себе верёвки того господина из господ, в руках которого я знала бы себя, владеемой так, как могли бы владеть самой беспомощной и самая желанной из рабынь.
— Ты говоришь как глупая рабыня, — заключил я.
— Боюсь, я не настолько глуп, как мог бы желать Господин, — вздохнула она.
— Ошейник хорошо смотрится на твоей шее, — сообщил я.
— Точно так же как он мог бы смотреться на шее любой рабыни.
— Или любой женщины, — добавил я.
— Да, — не стала спорить она, — или на шее любой женщины.
Она медленно придвинулась ближе ко мне. Насколько, оказывается, смелой была моя рабыня. Ведь она не получила разрешения сделать это.
— Несомненно, Ты хочешь продемонстрировать мне свой ошейник, — проворчал я.
— Это ошейник Господина, на мне он только заперт, — заявила она.
— Остерегайся, — предупредил её я.
— Господин рассматривает меня, как можно было бы рассматривать только рабыню, — заметила Асперич.
Подобным способом, я, конечно, не стал бы смотреть бы свободную женщину. Это было бы очень неподобающе. Насколько могла бы быть испугана свободная женщина, оказавшись под таким взглядом, рассматривающим её как рабыня. Интересно, подумал я, представляли ли они когда-нибудь, каково бы это могло быть, быть рассмотренными вот так, быть рассмотренными как могли бы рассматривать рабыню. Уверен, что нет, ведь они были свободны. Вряд ли у них мог бы быть такой опыт, если только они не были раздеты, в ошейнике, в цепях или кандалах, но тогда их свобода была бы далеко за горизонтом.
— Но, увы, — вздохнула девушка, — я непрезентабельно выгляжу.
— Ты красива, — улыбнулся я.
— Но в грязи по уши, — растерянно сказала она.
— Ты, правда, думаешь, что меня волнуют такие мелочи? — поинтересовался я.
— Господин? — удивилась Асперич.
— Это только добавляет твоей красоте соблазнительности.
— Господин? — не поняла она. — Ой!
Схватив её одной рукой и, держа рюкзак в другой, я потащил её в сторону от дороги, к кустам, растущим между деревьями.
Глава 17
Я увидела его на причале! Это был он! Я была ошеломлена. Я была потрясена настолько, что мои колени ослабли, и я чуть не упала. Первое мгновение я едва могла дышать. Моя рука нашла ошейник, окружавший мою шею. Другой я коснулась кромки своей туники. Я была уверена, что это — он. Это был он! Он обернулся, и я немедленно опустилась на колени, низко склонила голова, дрожа как лист на ветру.
А потом я услышала щелчок его пальцев, и поняла, что должна поднять голову, чтобы он мог рассмотреть меня.
Я подняла взгляд.
Моё тело тряслось как в лихорадке.
Конечно, он помнил меня. Конечно, он меня не забыл! Он должен помнить меня! Он не мог меня забыть!
Я стояла перед ним на коленях, в тунике и ошейнике.
Именно он принёс меня сюда, в это странное место, в этот необыкновенный, естественный, красивый, свежий мир, возможно, очень похожий на Землю, какой она была однажды, мир синих небес и белых облаков, мир свежего ветра и чистого дождя, мир штормов и солнечного света, зелёных полей и тёмных лесов, бодрящего, не отравленного воздуха и чистой, прозрачной, яркой воды, простой, примитивный, местами грубый и неиспорченный мир, мир, в котором, такая как я могла быть только рабыней.