— Ты откуда приехал? — жестко и с недоверием спросил Кондратий.
— Из Фрунзе, от следователя, — отвечал Ибрай.
— А почему у тебя конь свежий? — спросил Саламатин.
— Я переменил в городе.
Джанмурчи внимательно смотрел на него, но контрабандист не смутился под огнем перекрестных взглядов и вопросов. Он отвечал просто и весело. Кондратий на минуту задумался, потом сказал:
— Ты поедешь с нами; я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, куда я поехал. Понимаешь?
Молния мстительной радости сверкнула в глазах Ибрая. Несколько раз он рисковал жизнью, рассчитывая именно на эту ошибку Кондратия. Но даже Джанмурчи ничего не заметил. Кондрабандист сделал испуганное лицо и возразил:
— Я не могу ехать, следователь будет ждать.
— Вот навязался, дьявол, — пробормотал Саламатин.
— А почему ты поехал за нами по этой дороге? — спросил Кондратий.
— Я искал вас по всем дорогам, — уклончиво отвечал Ибрай.
— Ты не видал людей там, сзади? — вкрадчиво спросил Джанмурчи.
— Нет, — с удивлением ответил Ибрай, и лицо его не дрогнуло, хотя полчаса назад он разговаривал с Шавдахом. — Разве там кто-нибудь есть?
Кондратий с сомнением покачал головой и повторил:
— Ты поедешь с нами. Как тебя зовут? — пытливо спросил он, заглядывая в письмо.
— Юмиркан, — отвечал Ибрай.
Он знал, что это имя написано в письме.Так звали проводника, которого рекомендовал следователь из Фрунзе, как надежного человека.
— Саламатин, — сказал Кондратий,— гляди за ним. Рысью ма-арш!
Отряд тронулся вперед.
— Ну, смотри, кум, — пробормотал Саламатин,- ежели чего, прямо пулю в затылок.
Ибрай пугливо посмотрел на него и погнал коня за всеми.
КНИГА ВТОРАЯ
СКАЧКИ ШАГОМ
Глава I ПРЕДАТЕЛЬСТВО
Рядом с Кондратием впереди отряда ехал Алы. Стройный, с неподвижным, высокомерным лицом, он держался как почетный пленник. Темно-смуглое лицо с крепким румянцем и правильным носом, с трепещущими тонкими ноздрями было красиво, как у девушки. В первый раз в жизни он увидел дома. Выпущенный на свободу, он так радовался простору и каждой птице, что вызывал сочувствие. Он дичился всех, и пограничники говорили с ним особенно ласково. Он был одет в узкий черный бешмет, похожий на подрясник, и сапоги из очень тонкой кожи с кожаными калошами или, скорее, шлепанцами. На голове у него была тонкая европейская шляпа. Он купил ее перед отъездом, и она придавала его юношескому лицу необычайно милое, мальчишеское выражение. Ехал он на собственном коне, которого сберег для него Джанмурчи. Очень обыкновенный с виду конь сразу показал такой неутомимый шаг и крупную рысь, что кавалеристы поглядывали на него с удивлением и завистью. Алы был крайне любезен и с легкой молодцеватостью поворачивался в седле при каждом вопросе, но избегал всяких разговоров как только мог, и его скоро оставили в покое.
Дорога шла по ровному берегу Иссык-Куля, и Оса старался выиграть время. С первыми лучами рассвета отряд двинулся вперед и останавливался только в глубоких сумерках. Безотрадные глиняные пространства тянулись цветными полосами. Голые холмы, лишенные всякой растительности, дымились белой или красной пылью. Справа унылое соленое озеро неподвижно млело под жгучим солнцем. Палящим зноем дышали молчаливые холмы. Здесь не было даже птиц. Местность была настолько однообразна, что казалось, будто кони топчутся на одном месте. За четырнадцать часов непрерывной езды всадники дошли до полного изнеможения. Сперва они пели песни, потом пробовали рассказывать анекдоты. Ночевали на пыльной траве. Через два дня однообразного пути по раскаленной пустыне все надоели друг другу. Каждая шутка встречалась грубым, хриплым ответом, похожим на рычание. Казалось, никогда не окончится эта дорога.
Едкая удушливая пыль целый день окутывала всадников. Усы и брови были словно седые. От пота по лицу растеклись грязные полосы. Оса останавливал, отряд. Люди и кони, как ошалелые, спешили в воду. Через час пути пот снова выступал, и рослые, испытанные бойцы томились, проклиная все на свете. Убогие деревушки с жалкими зелеными посевами, полузаброшенные чайханы оставались в стороне. Оса не хотел обнаружить свое присутствие. Он знал, что по всей долине рыщут шпионы Байзака. На пятый день дорога пошла в гору. Холмы стали подыматься все выше и выше. Подъемы и спуски стали круче, но по-прежнему всюду была глина. Копыта коней вязли в пыли. Дорога шла в сторону от воды. Как-то на заре стало видно позади огромное синее пространство. По нем плыли облака, и местами были видны темные полосы, протянувшиеся от черных туч. На Иссык-Куле шли проливные дожди. Снеговые горы надвинулись и поднялись чуть не до зенита. Пронзительный ледяной ветерок охватывал разгоряченных людей.
— Тьфу, бисова ерунда: в рубашке холодно, в чапане жарко, — ворчал кто-то, торопя коня.
Однако через полдня пути отряд достиг предгорья, и всем пришлось надеть теплые чапаны. Оса взял для похода халаты, отбитые у контрабандистов. Он был крайне бережлив. Кроме того, пограничники в красных халатах с вьючными лошадьми в поводу издали имели вид контрабандистов. Это было выгодно, в случае встречи противник до последнего момента не знал бы своей ошибки. Еще через два дня подъема стало холодно. Рядом с густой высокой травой лежал снег. Нежная сиреневая пятилистка, ослепительно желтые подснежники и белые пятна эдельвейса стлались на проталинах. Внизу шумел Нарын. Река и дорога неустанно боролись между собой. Иногда дорога уступала. Она поднималась на целую версту, потом упрямо сбегала к берегу и шла по ущельям, прорытым водой.
Отвесные горы сдвинулись. Река, зажатая скалами, загрохотала. Чахлые желто-зеленые сосны, как свечи, стояли по обрывам. Смолистый кустарник, цепляясь за камни, спускался куда-то вниз. Веками пробитая тропа сворачивала перед каждой глыбой. Она пересекала реку, взбиралась зигзагом на скалы, терялась глубокими выбоинами между камней. Потом ущелье сделалось шире. Ржавый оранжевый ручей с ярко-желтыми цветами по бережку побежал по долине рядом с рекой. Серебряные лохматые кусты непроходимой колючей изгородью преградили дорогу. Тропа поднялась. Грохот реки остался где-то внизу. Всадники в красных халатах подтягивались и догоняли друг друга. Очи мелькали один за другим между утесами и спускались, вися друг у друга над головой. Тропа сбежала к реке, и красные халаты заалели на снегу. Грязный снеговой наст в несколько метров высотой накрыл реку от берега до берега. Вода билась и шумела под льдом в промытых скалах.
— Если бы мне кто сказал, что сейчас июль, я плюнул бы ему в глаза, — проговорил Оса, перебирая повод посиневшими пальцами.
— Купаться будем, — робко заметил кто-то. — Снег-то провалится.
Оса спокойно встал. Люди приближались, выныривая из-за утеса. Кони щипали траву, пока спешенные всадники поджидали остальных. Луговые цветы, похожие на жасмин, росли возле снега. Огненные маки просвечивали на солнце высоко впереди на бугре. На зеленых стеблях как будто горело пламя, то оранжевое, то желтое.
— Куда они, к дьяволу, подевались?
Кондратин сел на коня и, не спеша, направил его прямо на снег.
— Скорее ты, черт! — где-то послышалась брань, и показались последние верховые. Они приближались и с сомнением смотрели на гору рыхлого снега.
— Поезжай!
— Поезжай сам! В пещеру провалимся!
— Командир, подожди, будем класть попоны!—закричал Джанмурчи.
Оса даже не оглянулся. Алы погнал коня за ним. Оса провалился по грудь вместе с конем и несколько раз ударил его по голове плетью. Джанмурчи закричал от страха. Конь забился, выскочил на ледяную кору и через несколько шагов выбрался на твердую землю. Оса и Алы беззаботно улыбались. Сзади медленно двигались остальные. Они расстилали чапаны, кожухи и попоны по снегу, проводили коней и проходили сами. Через полчаса отряд перебрался и тронулся дальше.