— Подложи ему внутрь и подождем, чтобы он его принял...
Ороши возвращает камень на землю по оси движения хрона. Своей поступью тяжеловесного призрака, жидкого цилиндра, хрон проходит перед нами… Он где-то около пяти метров в высоту, пяти в ширину и около тридцати в длину. А для тех, кто приглядывается внимательно, для тех, кто знает, где искать, он покрыт глифами, наполовину тающими в свинцово-серых стенках, глифами перемещающимися, словно только что вычерченными, которые я определенно не могу соотнести ни с одой известной письменностью. Хвостики кривых, отрезки линий, изгибающиеся и соединяющиеся, достаточно, чтобы хотелось... если только... Если только я, чисто по-человечески, не приписываю смысл, которого там нет, рисунку, который не более чем случайное сочетание насечек да пятнышек... Как только камень показывается, мы бросаемся к нему. Результат огорошивает.
— Преобразователь царства?
— Из минерального царства в растительное?
— Скорее, из минерального в животное.
— Зачем?
— Низачем. Взгляни на след сзади него...
x Я наклоняюсь. Песок шелестит, да так, что мне становится неуютно. Если бы Альме это видела...
— Мы должны вернуться вниз, Сов. Если хрон нырнет вниз, следует быть там.
¿’ Эгей, братишки! Длинный кучерявый хоровод из младенчиков, что отложил папа-Вихрь, приходите к нам, засыпьте своей магией всю равнину, околдуйте нас! Сихроны, психроны, хротали как ливнем из ведра, внавалку, по пятку в пучке, по дюжине в вязанке, серый металлик, мареновый красный или серо-голубой тыквенный, на все вкусы — кто что любит, кто чего не терпит, — не убегут от нас, пока нет! Не прежде, чем вы попытаете удачу! Пока можно, а не то рассержусь! Вот Сов, мой дружок, и Аэрошиши, сама элегантность с флюгерком, их проверят и измерят — и все же придется нам пощупать их под оболочкой, нырнуть внутрь, сунуть головы и посмотреть, что да как, и что во что преображается, потому что хрон, да-да, подгоняет будущее или убыстряет события, тяните любую из карт... Наука нас заверяет, что в природе такое бывает, но разберет их лишь чутье — цвет, вид на взгляд, порой аромат, тут нужно дарование мое, пусть трубадур молодоват, не поворачивать же назад? О магии и ее приходе я кричу при всем народе:
— Хроны идут! Полная гавань! Отвязывайте стадо! Овцы на склонах! Бееееее!
) Среди общего движения ни Ороши, ни я его не заметили, а Караколь — тот заметил. Почти идеальное яйцо длиной десять метров, оболочка с виду — скальная порода. Это такой признак? Остававшиеся пристегнутыми ордынцы открепляются, карабины клацают и раскрываются, часть группы осторожно приближается к массе — хотя никто столь близко, как Караколь, который гладит хрон ладонью по боку, не отваживаясь, впрочем, на большее. Пьетро и Голгот непроизвольно повернулись к нам, Альме отступила вглубь впадины вместе с Аой и еще несколькими: ястребятником, Дубками, Свезьестом… Караки без колебаний мечет свой бумеранг сквозь хрон. Бумер входит и выходит, описывает короткий круг, затем возвращается, пересекая массу во всю ее ширину, и затихает в руках трубадура. Караколь рассматривает полированное дерево с энтузиазмом исследователя. Общее внимание сосредотачивается на его лице фавна, его мимике и развевающихся космах. Сначала он выглядит удивленным, затем ошеломленным, а потом взрывается радостью:
— Понял! Наконец-то я поверил.
— Говори!
— Угадайте!
Ω Каков засранец! Я вот запихну тебя в хрон, а потом буду угадывать!
π Он что, не соображает, я не говорю уже, чтобы на это как-то оглядывался, просто не соображает, что бывают случаи, подходящие для шуток, а бывают — нет… верно?
x Глифы почти застыли. Они выглядят так, как будто выгравированы на оболочке.
≈ Я его обожаю. Он меня очаровывает. Он такой отчаянный, такой шальной! Если даже придется умирать, я по меньшей мере унесла бы этот образ, его раскованность, его смех. Он не похож ни на кого.
— Три… Два… Один… Проиграли! Это окаменитель!
x Он прав. Прекрасно видно.
) Уже второй раз такое вижу. Первым был рисунок в дневнике контрахода. Орда, потерявшая за ночь двух человек, превратившихся в статуи в спальных мешках. Та же текстура оболочки, тот же тип глифов, грубое иератическое[11] письмо.
— Кориолис! Силамфр! Э-ге-гей! Вы спасены! Подходите быстрей!
≈ Я хотела бы ему повиноваться, да больше не могу стоять на ногах.
11
Иератическое письмо — упрощенное скорописное письмо у древних египтян, развившееся из иероглифического..