) Караколь, да будет всем известно, был, будет и остается Караколем, иными словами — он в корне непредсказуем. То, что он выхватил — разумеется, жульнически, — первый факел прямо из-под носа и свежей щетины моряков, что потом он театрально шатался среди толпы, держа факел как саблю, опрокидывал в себя спиртное из склянок и выдувал его обратно облаками пламени — все это не выходило за пределы того, чего я мог бы ожидать; но уж точно не то, что он сделал дальше, я хочу сказать — с факелом. В конце концов я стал втайне развлекаться, пытаясь прикинуть, что он собирается делать, зная, до чего его раздражает угадываемое, претит несложный или предсказуемый фарс, а еще — насколько эта взыскательность, столь редкая даже среди самых гораздых трубадуров, сделала его подлинным творцом, ходячим произведением искусства в движении, то есть не его самого — в смысле его тело и душу, но этот хаотически множащийся ансамбль импровизированных действий, жестов или неожиданных коленец, которые сделали его таким раз и навсегда дорогим моему сердцу, и таким исключительно живым.
Итак, он прошелся сквозь плотную массу окружающей оргии, пролагая проходы длинными языками пламени. Он взвинчивал ставки, протягивая — и тотчас отдергивая — факел кому-нибудь в плеяде красивейших фреолок, из которых некоторые, судя по их лицам, были бы совсем не прочь удвоить, как это зовется на их жаргоне, то есть принять любовь, пусть на одну ночь, что предложил бы им наш трубадур. В тот момент я ожидал, что он передаст факел одному из восхищенных мальцов, которых родители не сумели отправить в постель и которые перевозбужденно, совершенно по-детски следили за этим спектаклем. Или, пришло мне в голову, он может швырнуть его в степь: «Моя любовь — ветер», мол. Или еще воткнет его в пасть какой-нибудь овце из фреольского стада, или еще...
А вот вам: он совсем не то сделал...
И что же он сделал? Он протянул факел мне. Я взял его, опасаясь последующего фарса. Но фарса не было; вернее, доверить его мне ибыло фарсом. Я не знаю, какое у меня сделалось лицо, только водопадом хлынул смех, и Караколь бегал вокруг меня как сумасшедший, а я остался стоять как дурак, с факелом в руке, не зная, что делать, в толпе, горланящей «Верни ему!», «Удваивай, дорогой!», отчего мое замешательство только усиливалось, если такое вообще возможно. Тогда я двинулся, сперва скорее наобум, потом в поспешных поисках девушки, которая не выходила у меня из головы в тот момент — Нушки. Но куда бы меня ни заносило, там дьявольски возникал Караколь, еще сумасброднее, чем когда-либо, он бросался на колени, тянул руки к факелу, чуть не вырывая его из моих рук, и все под неумолкающий смех. В конце концов я заметил ее посреди компании и стал к ней пробираться, когда несносный Караколь вмешался снова. Он встал живым щитом! Почувствовав, как нарастает мой гнев, он наконец отвернулся, изобразив пронзительными криками оскорбленную гордость. Нушка протянула руку, чтобы взять факел.
И что? И ничего. Она небрежно передала его соседке справа. В синих глазах мелькнуло мимолетное «спасибо», а может — даже не мелькнуло. Пирушка продолжалась.
х Ветры, как быстро он кружит! Он кружит и переходит из рук в руки, смех, никто не решается удвоить, Кориолис отдает Караколю, который ее засмеивает и передает Аой, которая отдает фреолу, который дает Каллироэ, которая перебрасывает Силамфру, который передает вингеру, которое роняет его над матросом, который предлагает его оскорбленной Кориолис, которая возвращает его… Нет, она не осмеливается, пока нет. Или не на глазах у Ларко? Я не могла переговорить с Совом о Силене, он не в том состоянии. Он пьет, он сознательно напивается, получает факел от Аой… Он растерянно смотрит на нее. Она со своей такой трогательной застенчивостью мягко улыбается ему и пунцовеет. Кто знает, всерьез ли она, но вот так вот. Сов колеблется, это чувствуется, не отдать ли ей факел — отдай ей, черт возьми, сделай это для нее, для вас обоих. Осмелейте, хоть бы и перед таким скопищем людей. Но он отворачивается, он повторно ищет свою синеглазую брюнетку, свою Нушку, которую окружает все более и более плотная свита; новый отказ, она отдает факел наугад, этакая надменная принцесса. Напряжение нарастает, желания накапливаются, подталкивают игру, все чувствуют, что первое удвоение не за горами, но оно не спешит... В центре Эрг ушел в борьбу. Он осушил несколько стаканов, просто чтобы притвориться расслабленным перед Силеном, относительно которого я начинаю задаваться вопросом — не преувеличила ли я опасность, которую он представляет.