— Ты главным образом стремился стать необъятным, если припомнишь. Ты хотел разрастись, как земля, заполнить себя, набраться груза опыта. Понять, кто мы такие — мы, люди.
— Я и стал необъятен, Лердоан. Необъятен вроде моего трико: все из лоскутов, сшито по вдохновению, соткано из страстей, и расползается без конца. Посмотри!
— Обожаю это трико, оно так хорошо выражает тебя... И очеловечивает тоже...
— Что покажется тебе странным, так это то, что я начал понимать ветер только тогда, когда вошел в Орду. Не то чтобы они лучше вас, Фреолов, знали, что такое ветер. Ларко тебе может подтвердить: у них есть техническое, из опыта, совершенно шутовское понимание. Они черта с два сумеют выжать все толком из ветряной турбины! Они понятия не имеют, как быстра может быть парусная колесница. Тем не менее, они контрят пешими, как никто другой — вплоть до того, что посоперничают со зверьем вроде горса.
Поначалу меня позабавил их простецкий подход. Потом я начал контрить с ними, дни за днями, ветер в рожу, и я научился!
Я научился тому, что уже, как был уверен, знал, Лердоан! Понемногу. Масса, плотное тесто ветра. Поначалу ты уже не ешь, ты больше не голоден, ты питаешься шквалами. Знаешь, у них нет никаких инструментов. Даже простейшего анемометра! Они вбивают в землю колья и вешают куски тряпки — чтобы немного уточнить обстановку перед отправлением в путь! Но на самом деле нет того, чего бы они не знали, просто встав и прикрыв глаза: поток, его скорость, его периоды, амплитуда всплесков, характер турбулентности — все!
И даже то, что встретится дальше — судя по вязкости воздуха, его плоти!
— У Орды всегда были свои отношения с ветром... Именно их связь позволит определить новые формы ветра там, где фреолам, обшарившим землю во всю ширь, ничего не открыть!
— Со скоростью тоже свои отношения, и с пространством. Пока был фреолом, я жил картами. Помню, как мы летали от города к городу, ведомые секстантом. Меж двух пунктов мы, конечно, наслаждались пейзажем, но как пробелом между двумя материальностями. Кочевниками, вот кем мы были, но кочевниками организованными, с ясным местом в пространстве, которые в любой момент знали, где они находятся и куда направляются. Мы рисовали четкие диагонали на уже готовой сетке. А в орде у нас есть только карта трассы в целом, вытатуированная на хребтах у Степа, Пьетро, Сова, Голгота... У каждого из них по участку трассы.
— Но по существу такая трасса бесполезна. Самое важное — это пространство между точками, место, где вас не направит уже никакая карта...
— Точки — не что иное как пересменки, переходы между двумя пустынями, между двумя вельдами, между двумя мирами. Это уже не цель путешествия, как у фреолов. Каждый день мы продвигаемся маленькими упрямыми толчками, физически осязаемыми, шаг за шагом, не загадывая вперед, приноравливаясь к характеру почвы, рельефа и ветра. Перспектива отсутствует, видимость ограничена. Мы следуем за звуком и запахом — нюхом, догадкой...
— Как же ты выносишь эту медлительность, эту монотонность контрахода — ты, которому вечно требовалось куда-то двигаться, меняться?
π Оглушенные Леарх, Степ и Барбак с трудом встают. Я присоединился к Сову, который пояснил мне то, что я уже знал: началась дуэль, она проходит по Кодексу Кер Дербан. Усиливающийся ветер пронизывает вельд. Иногда между облаков проглядывает вся луна. Тогда мы видим достаточно, чтобы угадать лощины и неровности в высокой траве прерии. Она серебристого цвета. Из груды ткани, которая была воздушным шаром, внезапно вырастает Эрг. Силен остается в своей колеснице. Он тут же стреляет из гарпунометов, заставляя свою колесницу вальсировать. Раз, два, три, четыре… Мелькают гарпуны. Щелчок. Потом шум ротора — перемотка. Эрга не затронуло. Он больше не пытается отвечать. Не с земли.
— Поднимайся в небо, уходи… — шепчет Степ себе под нос.
∫ Караколь снова замолк. Он пошевелил угли кончиком бумеранга, затем медленно провел обеими руками по лицу (как будто хотел убедиться, что оно никуда не делось, или наощупь искал неровность):
— Монотонности не бывает. Она не что иное, как признак усталости. Разнообразие, оно может встретиться кому угодно на каждом шагу, пока в нем есть сила и острота восприятия. Так говаривал Лердоан, а? Вот что я выяснил. В некотором смысле физическое усилие, напряжение жил лицом к лицу с ветром, может придать восприятию эту силу, даже если она остается по существу ментальной — чувственно-ментальной. Что изменилось во мне, Лердоан, так это то, что я стал активным. Когда больше ничто не приходит, чтобы само пассивно тебя вскормить, потому что каждый шаг дорого обходится, многого требует от тебя, ты должен поднять голову, раздуть ноздри, уловить каждый из оттенков зелени в одноцветной прерии! Раз встречи редки, ты должен намывать свои сокровища среди тех, с кем видишься каждый день, даже если это всего лишь ловцы с вершами вроде Ларко...