— Не волнуйся так Злата.
— Я и не волнуюсь. Я тебе спокойно говорю. Вали нахрен отсюда!
— Как не красиво. Я пришел с миром.
— Знаем мы вас миротворцев. Вы таким Макаром сколько раз вторгались на чужую территорию и хозяйничали, как у себя дома. Индейцы не дадут соврать.
— Не будем ударяться в политику. Я могу уйти, но тогда ты не узнаешь, что с Димой. Тебе разве не интересно? — ах он хрен заморский! Его, все-таки, наманикюренных рук дело.
— Ну, говори!
— Такое понятие, как гостеприимство разве не знакомо? Может хоть чаем напоишь?
— Да обрыбишься! — вспомнила слова Надюхи. Так и хотелось шугануть его метелкой. Ага, впусти его.
— Может ещё и баньку истопить, и в койку положить? Тут говори.
— Твой Димочка, пока работал на меня проворовался в пух и прах. И ему грозит немаленький срок.
— Что значит проворовался? Твоя фирмы была на грани разорения. Дима её вытащил из долговой ямы.
— Это он тебе так рассказывал. Ты же не знаешь, как было всё на самом деле.
— Вытащишь. Но? — не просто же так он мне это рассказывает. Такой прагматичный сноб точно что-то хочет взамен.
— Я могу забыть о претензиях к Царёву.
— На каких условиях?
— Ты уйдешь от него ко мне.
— С ума сошёл?
— Не горячись. Подумай хорошо, Злата. Твоему Диме грозит пожизненный срок, или даже смертельная инъекция. Поверь я могу это устроить, — вот же жук навозный!
Мои руки опустились, как плети, по щекам потекли горячие слёзы. Как подумаю, что в этот самый момент мой Димочка сидит в камере… Что ему может грозить срок. Что я могу его вообще никогда не увидеть. Что ему может быть вынесен смертный приговор.
— Ты наверное не знаешь, Дима много что сделал для тебя.
— Что?
— А как ты думаешь, на какие деньги твоей маме сделали операцию? Это Дима заплатила немаленькую сумму. Он много что для тебя сделал, а на что готова пойти ты?
Что же мне делать? Соглашаться на грязную условия Стива, или дать Диме сгнить в тюрьме на чужбине?
Злата
Значит, это Дима оплатил лечение? А я наивная чуть ли не молилась на государство, что так вовремя выделили деньги. И ведь не сказал ничего. От этого горжусь им ещё больше. Он просто сделал, не ждал в ответ благодарности.
А теперь, противный заморский гусь хочет сыграть на моем чувстве благодарности.
Могу ли я доверять Снобу? Так ли на самом деле? Вдруг он просто не звонит? Закрутился, сломался телефон. Что угодно, а я тут со своей спасательной операцией.
Даже если все так, как говорит Сноб. Как я могу на это согласиться? Да мне на него смотреть противно, не то что представлять его в роли моего любовника.
И опять похожая ситуация, что была несколько месяцев назад. В опасности близкий мне человек, и от того, впущу ли я к себе в постель незнакомого мужчину, зависит судьба любимого. И что? Я так всю жизнь буду решать проблемы через одно место?
Если в случае с Димой я только благодарна судьбе, что так все сложилось, то со Снобом чокнусь скорее, чем решусь на это.
Разве это поступок настоящего мужчины, добиваться расположения женщины через шантаж? И как я после этого буду смотреть в глаза Диме?
— Как я узнаю, что ты говоришь правду? — Стивен, приободрился. Видимо, решил, что я на все согласна, раз обсуждаю условия.
— Мне нужно знать точно.
— Хорошо, — он набирает номер. И переходит на английский. — Привет, Морган. Как твоя дочка? Операция на глазах прошла успешно? — на том конце что-то отвечают, в голосе собеседника Стива расслышала нотки благодарности. Стив кому-то помогает? Совсем на него не похоже.
— Морган, сможешь устроить телефонный звонок с заключённым Царевым? — сердце начинает биться в ускоренном темпе. Так это правда? Я сейчас услышу Диму?
Через несколько минут Сноб протягивает мне трубку, вырываю её трясущимися руками и говорю скрипучим, как старая ива голосом.
— Ало.
— Злата, маленькая моя.
— Дим, — слёзы против моей воли бегут по щекам, отворачиваюсь от Стива.
— Ты как с ним оказалась рядом?
— Я дома. Он сам пришел, — слышу, как Дима скрипит зубами.
— Не верь ему. Я не виноват во всём том, что мне предъявляют.
— Я знаю, Димочка. Я вытащу тебя оттуда.
Даже стоя спиной, чувствую, как ухмыляется Стив. Он уверен, что победил. Глотаю горечь, вставшую поперек горла.
— Я тебе запрещаю с ним общаться, — зло рычит Дима. — Ты слышишь меня, Злата? — мой самый милый тиранчик. Даже сидя за решеткой его волнует больше, что будет со мной.
— Я тебя люблю, — шепчу, прикрывая трубку рукой. Хочу, чтобы эти слова слышал только он. — Я тебя вытащу.