Выбрать главу

Пока ты молод, ты должен попробовать все,

совершить кучу глупостей, которые

впоследствии станут для тебя уроками жизни.

Пока ты молод, ты должен выпустить из себя

свои бесы, ведь потом у тебя появится семья, дети.

Пока ты молод, ты должен вытрясти из себя

всю свою дурость при помощи вечеринок, алкоголя,

и безбашенных поступков, чтобы в зрелости быть

более спокойным, мудрым и подавать

своим детям хороший пример.

(с) «50 дней до моего самоубийства», Стейс Крамер.

В переполненном баре шумно, тесно и весело. И я уже даже успел пожалеть о том, что согласился прийти на встречу выпускников в ирландский паб с красными стенами, трилистниками и одетыми в белые блузки и короткие расклешенные юбки официантками. Желание что напиваться, что откровенничать с однокашниками отсутствует, поэтому я медленно цежу вишневый сок, забившись в дальний угол и стараясь не отсвечивать.

– Сань, а где Глеб? – вездесущая Олечка достает меня и здесь, приковывая внимание собравшихся к моей скромной персоне и усаживаясь рядом на свободный стул. Ее щеки разрумянились, волосы растрепались, а глаза сияют пьяным голодным блеском, который я распознаю за версту и на всякий случай просчитываю возможные пути отступления. Потому что поездка домой к нетрезвой однокласснице, как и ночевка непонятно где в мои планы не входит.

– Без понятия, Митина, – сообщаю спокойно, двумя пальцами катая стакан по барной стойке и думая, что завтра надо пораньше встать и заскочить к Григоричу на тренировку.

– Да брось, вы же были не разлей вода, – Ольга пытается прильнуть щекой к моему плечу и разочарованно вздыхает, когда я сую ей в руки виски с колой и отодвигаю чужой стул на безопасное от себя расстояние.

– Ты б еще вспомнила, как мы в песочнице куличики лепили, – фыркаю равнодушно, удерживая бесстрастную маску на лице и не подавая вида, что от разговоров о бывшем друге противно царапает по ребрам.

– И Маринки нет, – от необходимости продолжать неприятную тему меня избавляет мобильный, мигнувший голубоватым светом и доставивший послание от Лизы.

«Саш, я взяла билет на самолет. Завтра».

Зная Истомину, врезающееся под дых сообщение может подразумевать любую локацию, начиная от Камчатки, заканчивая Гондурасом. Тем более, что я и сам не прочь свалить как минимум на неделю из города, чтобы разобраться с тем, что мы с Лизкой натворили.

«Куда?»

В ожидании Лизиного ответа время останавливается, убирая назойливую Митину и обсуждающих третью беременность Сидоровой одноклассников на второй план. Я одним махом опустошаю стакан с соком и напряженно гипнотизирую экран телефона, пытаясь избавиться от липкой паутины волнения.

 «Переезжаю в Москву. К отцу».

Я могу поклясться, что внутри у меня что-то хрустит и становится труднее дышать. И пока я борюсь с внутренними демонами, пальцы быстро выводят и отправляют сухое бездушное.

«Ок».

Молчание Истоминой вкупе с не затыкающейся Ольгой, решившей выложить все последние сплетни, напрягает, так что я по-английски сваливаю из бара. И, минуя подсвеченные огнями витрины магазинов, достаю из внутреннего кармана куртки пачку сигарет. Жадно затягиваюсь, глотая терпкий горьковатый дым, и не подозреваю, что Лиза сейчас сидит в темноте на кровати, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, и до крови прикусывает нижнюю губу.

Утро я встречаю в боксерском клубе, ставшим для меня чуть ли не первым домом. Я неторопливо потягиваюсь, смахивая с себя остатки сна, и ныряю на ринг. Мое тело исправно выполняет отточенные до автоматизма движения, только с защитой сегодня полный швах. Мне никак не удается сосредоточиться и, когда в десятый раз прилетает лапой по затылку, Вронский останавливает бой.

– Разобранный весь Сашка! – сетует Григорич, пропуская меня вперед и прикрывая за нами дверь в тесную каморку, где хранятся многочисленные кубки и медали, заработанные его воспитанниками. – Где мыслями витаешь?

– Лиза уезжает, – выдавливаю нехотя и прислоняюсь спиной к шкафу с инвентарем, скрещивая на груди руки с взбугрившимися венами.

– Когда рейс? – вроде бы равнодушно осведомляется тренер, переставляя рамку с фотографией так, что теперь мне хорошо виден старый снимок, запечатлевший нас с Лизой после моей победы на городских соревнованиях.

– В двенадцать, – я нервно щелкаю костяшками, ощущая, как внутри сильнее сжимается невидимая глазу пружина, и нащупываю в кармане мобильник.

– И даже не проводишь девочку? – стоит только Вронскому вскинуть лохматую бровь и задать простой вопрос, как пружина с грохотом распрямляется, выталкивая меня из кабинета.