Спустя каких-то минут двадцать такси подъезжает к зданию аэропорта, и я на всех парах вваливаюсь в зал ожидания, пытаясь отыскать хрупкую фигурку подруги. Одинокая, Елизавета стоит в самом центре, вцепившись тонкими пальцами в воротник свободного черного худи с большим капюшоном. Люди с негромкими ругательствами огибают застывшую на месте девушку и спешат дальше: кто за газетой с кроссвордами, кто за минералкой, а кто-то – в объятья близкого человека.
– Лиз, – я протискиваюсь сквозь толпу, задевая молодого человека в нелепой желтой фуражке, встаю напротив Истоминой, и рассматриваю свои ладони, не зная, куда их деть .
– Да? – отрывисто бросает девушка, поправив небольшую спортивную сумку, грозящую сползти с ее острого плеча и с глухим стуком удариться о пол.
– Теплые вещи взяла? Обещают похолодание, – брюнетка коротко кивает, крепко стиснув зубы, и хватается за горловину как будто сделавшейся ей тесной кофты. Ее губы белеют, а синева под глазами отчетливо выдает бессонную ночь, отчего совесть начинает грызть меня все сильнее. – Лиз, я не имею права тебя привязывать. Я никогда не смогу дать тебе то, что ты заслуживаешь. Понимаешь…
– Не надо, Саш! – Истомина резко меня обрывает, тряхнув головой, и явно прощается с тлеющей надеждой, смаргивая застывшие на длинных пушистых ресницах слезы. Грустно, вымученно улыбается и еле слышно бормочет: – я понимаю.
Поставив точку в нашем разговоре, Лиза порывисто устремляется к багажной ленте, дрожащими пальцами цепляясь за ремень сумки, как за спасательный круг. Протягивает паспорт хмурой блондинке в форменной рубашке, и, возможно, еще верит в то, что я ее остановлю и не дам улететь. Но я убежден, что Истоминой будет без меня лучше, поэтому упрямо молчу, плотно стиснув зубы. Несмотря на то что реальность острыми осколками впивается в бок, а каменное сердце начинает кровоточить.
Мой вечер заканчивается у входа в боксерский клуб, где я терпеливо жду, пока Вронский выйдет на крыльцо после тренировки. Мальчишки прощаются с тренером, неторопливо расходятся, и только после этого я достаю из сумки початую бутыль коньяка, неуверенно спрашивая.
– Выпьешь со мной, Григорич? – о негативном отношении тренера к спиртному знают все, поэтому я испытываю неловкость, мнусь и оправдываюсь: – правда, надо.
– Надо – значит, надо, – на удивление покладисто соглашается Вронский, по-отечески потрепав меня за щеку, и приглашает в свою старенькую белую волгу: – поехали ко мне.
Пьем мы одинаково, только я надираюсь после шестой рюмки и пускаюсь в бессвязное повествование о том, как Лизавета писала мне письма в армию. Я отключаюсь прямо за столом около двух ночи, и Григорич перетаскивает меня на диван в небольшую гостиную, заботливо накрыв уютным пледом в красно-коричневую клетку.
Так начинается моя жизнь без Лизы.
Глава 6
Лиза
Ты и вправду ничего не знаешь о девушках.
Им нужно самое лучшее — или ничего.
(с) «Жена башмачника»,
Адриана Трижиани.
Сколько раз я представляла этот день, когда после долгой разлуки столкнусь с Сашкой и продемонстрирую ему дорогущее обручальное кольцо. Он обязательно задаст вопрос, вместо ответа на который я легкомысленно улыбнусь, беспечно передерну плечами и только потом пущусь описывать все достоинства своего избранника.
«Дура ты, Истомина», – думаю с грустью, пока Волков рассматривает что-то в большом окне высотой во всю стену.
«Что кому доказать хотела? Его задеть?» – и если еще пару дней назад я планировала триумфальное возвращение домой под звук фанфар, то сейчас ожидания растекаются отвратительной грязной кляксой, полоснув ножом по сердцу и ударив под дых.
От давящей тишины становится трудно дышать, ну а непроницаемая маска, застывшая на лице у резко развернувшегося ко мне Сашки, так и вовсе вгоняет в ступор. Недвусмысленно намекая, что хозяин фирмы вот-вот пожелает мне катиться колбаской по Малой Спасской. Или, чего хуже, жариться в аду в котле у чертей. Однако то ли хваленая женская интуиция сбоит, то ли Волков надо мной потешается, потому что спустя пять минут моих душевных терзаний он широко улыбается и вполне дружелюбно интересуется.
– И кто этот счастливчик? – я окидываю Сашку долгим оценивающим взглядом и очень хочу найти в нем хоть что-то отдаленно напоминающее ревность, но собеседник расслабленно складывает подбородок на сцепленных в замок пальцах и спокойно на меня взирает.
– Алик Меньшов, – вопреки моим ожиданиям, известное имя ничего не значит для Александра, поэтому приходится уточнять: – тот самый продюсер.