Выбрать главу

— Вот, укройся, пожалуйста, мне невыносимо смотреть, как ты дрожишь.

Алису и в самом деле трясло, как будто било током. Она с удовольствием завернулась в тёплый платок, пропитанный тонким, мягким, ласкающим ароматом. Это были не духи, а что-то более невесомое, еле уловимое, но хотелось вдыхать и вдыхать без конца. Желательно — дышать всю оставшуюся жизнь только этим запахом.

— Я живу в этом доме, — вкрадчиво поведала девушка. — И работаю тоже. — Она махнула рукой. — Вон там, в балетном классе. Хочешь, я сделаю тебе чаю? У меня есть крендельки… правда, солёные.

Она покопалась в объёмной тканой сумке и извлекла из неё пакетик с крошечными печеньками, завязанный в узелок, как у аккуратной старушки.

Алиса покачала головой:

— Я не голодна.

Вообще-то она не ела с утра (а прошло уже часов семь), но с ней часто такое бывало, что целый день аппетит избегал её, как бешеное животное — воды.

— А чаю? Чтобы согреться…

Алиса нерешительно пожала плечами.

— Не бойся, — улыбнулась незнакомка. — Пойдём в класс. Там у нас тоже есть чайник. Тебя как зовут?

— Алиса. И я не боюсь. Можно и домой.

Ей вдруг даже захотелось, чтобы произошло что-нибудь плохое (может, это выведет, наконец, чурбана из равновесия?), но она знала, что с этой девушкой ей ничего не угрожает.

Они поднялись на шестой этаж, вошли в тесную однокомнатную квартиру. Там царил дикий хаос: всюду сумки с вещами, разные женские штучки, посуда, еда… На первый взгляд казалось, что хозяйка — патологическая неряха, но присмотревшись, становилось ясно: здесь не одна хозяйка, а несколько. Все они склонны к накоплению, и места для вещей банально не хватает.

— Извини, — пробормотала ангелоподобная балерина, — я тут не одна живу, поэтому…

Из-за двери в комнату как раз выглянула ещё одна девушка — рыжая и кудрявая — она весело улыбнулась и поприветствовала Алису:

— У нас гости! Что ж ты не предупредила, Лид? Я бы хоть немного прибрала…

Лида отмахнулась:

— Это бесполезно. Пойдём на кухню, — это уже Алисе.

Она не только заварила чай, но и погрела немного супа на плите. Разлила на две тарелки, нарезала хлеб. Суп был очень водянистым, но Алисе показалось, что ничего вкуснее она в жизни не пробовала. Лидия тоже быстро и жадно съела всё до последней ложки, а потом достала из шкафчика упаковку печенья.

— Мне нельзя, — вздохнула она, — но ты — наслаждайся, пожалуйста.

— Почему это тебе нельзя? — возмутилась Алиса, оглядывая идеальную фигуру новой знакомой. — Ты такая стройная..!

— Я стройная, потому что ограничиваю себя в таких вещах.

— Глупости! Съешь одну — ничего не будет. Так моя бабушка говорит.

У Алисы пару лет назад случился приступ психоза по поводу фигуры, и Ангелина прочла ей курс лекций на тему правильного питания. Мол, можно всё, но понемножку. Алиса преодолела приступ, просто чтобы лекции прекратились.

— Хорошая у тебя бабушка, — кивнула Лидия, откусывая крошечный кусочек от маленькой печеньки.

— Контролёрша и сухарь! — безапелляционно выдала Алиса. — Хотя сын обошёл её по всем статьям, и на его фоне…

— Ты про папу говоришь? — уточнила Лидия.

— Угу.

Алиса только сейчас подумала, что лучше было написать про олимпиаду Ангелине. Она хотя бы отвечает на сообщения…

— Ты из-за этого плакала? — после деликатной паузы спросила Лидия.

— Нет! Вот ещё! Перетопчется — плакать из-за него…

— А из-за чего?

Алиса попыталась выкашлять ком из горла, но он продолжал давить на слёзные протоки. Вот засада, чёртовы ящики Пандоры!

— Просто… — пробормотала она дрогнувшим голосом. — Мне бы и в голову не пришло плакать из-за этого чурбана… — Тут ей удалось разозлиться, и голос пришёл в норму: — Если бы у меня был ещё один, нормальный отец… ну, или мать.

— О… они разошлись?

— Угу.

— Я очень сожалею…

Алиса опять разозлилась:

— Не разошлись они. Она нас бросила. Бросила меня с этим… эмоциональным инвалидом. Нет, я всё понимаю, с таким жить — с ума сойдёшь, но я-то почему должна…

Кран опять сорвало, и долбанные слёзы покатились градом. Лидия обняла Алису и долго-долго гладила её по голове каким-то волшебным способом. Ангелина тоже иногда утешала так, но её поглаживания были другими. Холодными и твёрдыми. А Лидия будто собирала всю тяжесть с Алисиной головы, и даже из груди, и ей становилось всё легче и легче… В отличие от бабушки, Лидия не говорила: «Не плачь, успокойся», — и Алиса плакала и плакала, пока слёзы не прекратились сами собой и она не почувствовала, что теперь точно больше не заплачет. Что в ней закончились боль и грусть.