Замираю, когда он скользит быстрым взглядом по мне, и тут же немного расслабляюсь, после того, как он переводит взгляд на Пупса. Меня пронесло. А тот с шумом выдыхает.
— Камиль, — начинает Пупс. Он говорит медленно, будто подбирая слова, и его голос едва можно расслышать из-за играющей музыки, — ты дал мне еще два месяца, чтобы я вернул долг. Неужели что-то изменилось в наших договоренностях?
Валя, тем временем, отступает. Медленно делает шаг назад, глядя на Камиля, словно не поверив в то, что ее могут так нагло игнорировать. Потом разворачивается и уходит. У нее опускаются плечи, да вообще вся она выглядит потрясенной. Ей только что пренебрегли.
Одному я радуюсь — что Валя не полезла убеждать этого человека дальше. Тут ее интуиция не подвела. Это могло бы быть очень опасным. По крайней мере, я так чувствовала: напряжение ощутимо росло, пока она говорила с ним.
Ладно. Наш план сорвался. В частности, сорвался план Вали, потому что убийца не горит желанием ее обратно пригреть. Окей, что теперь со мной? Я не могу развернуться и уйти. Вряд ли меня отпустят. Возле меня торчит тот татуированный, и сам Камиль сидит в компании очень неприятных людей. Они почти все смотрят на Пупса, но некоторые нет-нет, да скользнут по мне внимательным взглядом. Особое внимание достается декольте. Пока мне кажется, что лучший вариант — молча стоять. Если меня спросят о чем-то — я скажу, что знаю этого Пупса первый день. Какой спрос с посторонней девушки?
— Городецкий, — холодный голос Камиля прорезает воздух, а у меня появляется иррациональное желание вскрикнуть и убежать. Мне кажется, что этот холод вгрызается мне в сердце — вот такой у этого человека тон. Он может одним голосом пытать, — я тебе отсрочку дал, потому что тебе вроде жрать нечего было.
— Ситуация немного изменилась, — бормочет Пупс, — я нашел немного денег. Получил новые контракты, но вся сумма поступит через два месяца. Я уже не голодаю, но…
— Не голодаешь, но ходишь по шлюхам.
— Это подгон, — толстяк тушуется, — мужики решили скинуться… — он на мгновение затыкается, когда убийца бросает взгляд на татуированного и тот тянется за пистолетом. Пупса тут же прорывает, — ладно, ладно! Я понял. Я просто решил, что лучше будет отдать всю сумму разом. Можно сказать, что это правда подгон, мужики через меня бабло отмыли и это проценты…
— Заткнись, ладно? — слышу я смешок. Мои нервы натянуты, как струны, когда я понимаю, что Пупс влип, сейчас с него будут спрашивать, а я… а что я? Пусть отпустят сейчас меня. Буду кем угодно — подгоном, шлюхой, только бы вернуться домой. Я боюсь. Я никогда не участвовала в таких разборках. Если сейчас начнется перестрелка — я так и останусь торчать, как столб, хлопая глазами, потому что не знаю ни-че-го.
Камиль вынимает сигарету изо рта, выпуская лениво дым. Взгляд черных глаз впервые достаточно вызывающе скользит по мне. Словно оценивая.
Черт. Узнал или нет? Вряд ли. Я налетела на него несколько дней назад, на мне была обычная черная куртка и синие джинсы. Я была даже без косметики. Вряд ли он запомнил такую серую мышь.
— И сколько она стоила? — кивает убийца в мою сторону. Эти слова словно бьют меня. Наотмашь. Капля холодного пота стекает по позвоночнику, когда я понимаю, что сделала непоправимое: все-таки привлекла внимание этого человека, — насколько щедрый был подгон от твоих друзей?
— А? — Пупс поворачивает голову ко мне и нервно усмехается. Смущенно, — да так. Триста тысяч. Она…
— Охренеть какая дорогая шлюха.
— Нет, — смеется Пупс, пока мое лицо словно в костер сунули, а за шиворот — кинули пригоршню льда. Похоже, меня хватит удар от жесточайшего унижения и страха, — ну, она типа девочка. За это такая сумма.
Камиль снова выпускает струю дыма. Небрежно. Я опускаю нервно глаза. Не могу смотреть на него — он одним взглядом меня словно в ад тянет. В самую тьму.
— Дам в два раза больше за нее, — внезапно произносит он. У меня резко слабеют ноги.
Что? Что за глупость? Нет. Нет. От Пупса я могу еще убежать или отмазаться. От этого… невозможно. Боже. Сердце, похоже, остановилось после его слов. Зачем я ему? Он проигнорировал Валю. У него мог бы быть горячий вечер: подруга не из робких. Ее не пугает ничего, а я же трясусь, как осенний лист. Ему же сказали — я девочка. Для чего? Любит неопытных? Ни за что не поверю, и такому, как он, я бы никогда не продалась.
В два раза больше, боже. Я не понимаю, почему он хочет отдать за меня такие деньги. Шутит, что ли?
— Нет, слушай, — Пупс мотает головой, — извини. Она в моем вкусе, и…