— Что случилось?
— Спина… мне нужно к мануальному терапевту. — Судя по звуку, Клаудия налила в стакан воды из-под крана. — Я только хотела спросить, говорила ли с тобой Виола.
— Она со мной на яхте. — Пенелопа услышала, как мать пьет воду.
— Она с тобой, как славно… Я подумала, что ей это будет полезно.
— Конечно, полезно, — уныло согласилась Пенелопа.
— Что вы будете есть?
— Вечером — маринованную селедку, картошку, яйца…
— Она не любит селедку.
— Мама, Виола позвонила и…
— Я знаю, ты не рассчитывала, что она поедет с вами, — перебила Клаудия. — Поэтому и спрашиваю.
— Я приготовила тефтели, — терпеливо сказала Пенелопа.
— А их хватит на всех?
— На всех? Ну, если…
Пенелопа замолчала, глядя на сверкающую воду. Потом скрепя сердце сказала:
— Я могу отказаться от своей порции.
— Только если вам всем не хватит. Я это имела в виду.
— Понятно.
— Тебя нужно пожалеть? — В голосе матери звучало сдерживаемое раздражение.
— Мама… Виола уже взрослая, и…
— Ты меня разочаровываешь.
— Извини.
— Ты приходишь ко мне на тефтели в Рождество и летом на Мидсоммар… [4]
— Могу не приходить.
— Вот и ладно, — резко сказала мать. — Договорились.
— Я только хотела сказать, что…
— Не приходи на Мидсоммар, — сердито оборвала Клаудия.
— Мама, почему?..
В трубке щелкнуло — мать положила трубку. Пенелопа замолчала. Она ощутила, как внутри все дрожит от обиды, посмотрела на телефон и выключила его.
Яхта медленно плыла по воде, зеленой от отражавшихся в ней зеленых холмов. Дверь кухоньки заскрипела, и через мгновение оттуда, покачиваясь, вышла Виола с бокалом «маргариты» в руке.
— Мама звонила?
— Да.
— Боится, что я останусь голодной? — улыбнулась Виола.
— Не останешься.
— Мама не верит, что я самостоятельный человек.
— Она просто волнуется.
— За тебя она что-то не волнуется, — заметила сестра.
— Ну, что со мной может случиться?..
Виола отпила из бокала и взглянула в окно. Потом сказала:
— Я смотрела дебаты по телевизору.
— Утром? С Понтусом Сальманом?
— Нет, которые были… на прошлой неделе. Ты разговаривала с каким-то спесивым типом… у него еще такая благородная фамилия…
— Пальмкруна.
— Точно, Пальмкруна…
— Я тогда разозлилась, покраснела и чуть не заплакала. Хотелось запеть «Мастеров войны» Дилана или выскочить и хлопнуть дверью.
Виола посмотрела, как Пенелопа тянется, чтобы открыть окошко в потолке.
— Не думала, что ты бреешь подмышки, — беспечно заметила она.
— Я же часто бываю на телевидении…
— Тщеславие наносит удар? — поддразнила Виола.
— Не хочу, чтобы меня записали в занудные «синие чулки» из-за нескольких волосков под мышками.
— А как насчет линии бикини?
— А вот так…
И Пенелопа приподняла саронг. Виола захохотала.
— Бьёрну нравится, — улыбнулась Пенелопа.
— С его-то дредами пусть вообще помалкивает.
— Зато ты-то уж бреешься во всех местах, — съязвила Пенелопа. — Ради своих женатых мужиков и качков-придурков…
— Я знаю, я безмозглая, — перебила Виола. — И никогда ничего не делала как следует.
— Тебе надо было только исправить оценки…
Виола повела плечами:
— Я недавно сдавала вступительные…
Яхта плавно резала прозрачную воду, за ней неслись чайки.
— Ну и как? — спросила наконец Пенелопа.
— По-моему, было нетрудно, — сказала Виола и слизнула соль с ободка бокала.
— Значит, все хорошо?
Виола кивнула и отставила бокал.
— Насколько хорошо? — Пенелопа толкнула сестру в бок.
— Высший балл, — сообщила Виола, скромно потупившись.
Пенелопа завопила от радости и крепко обняла сестру.
— Ты понимаешь, что это значит?! — возбужденно кричала она. — Ты сможешь учиться где хочешь, в любом университете — выбирай хоть школу экономики, хоть медицинский, хоть журналистику!..
Сестра, покраснев, рассмеялась, и Пенелопа снова кинулась обнимать ее, так что та потеряла шляпу. Старшая гладила младшую по голове, поправляя ей волосы — как в детстве, а потом вынула из собственной прически гребень с голубем мира и воткнула его в волосы сестре. Посмотрела на нее и радостно улыбнулась.
3
Залив Святой Девы
Судно летело вперед, с громким плеском вспарывая гладкую поверхность залива. Большие медленные волны с шелестом набегали на берег. Яхта круто повернула, волны ударили в борта, полетели брызги. Пенелопа правила в пролив между шхерами. Нос судна поднялся, за кормой тянулись две полосы белой пены.
— Ты что, дура? — Виола выдернула гребень из волос. Совсем как в детстве, именно в тот момент, когда прическа была уже готова.
Бьёрн проснулся, когда они остановились возле острова Госё. Купили мороженое и взяли по чашке кофе. Виола захотела сыграть в мини-гольф на маленьком поле, так что отплыли они уже ближе к вечеру.
По левую руку расстилался залив — словно головокружительно огромный, бесконечный каменный пол.
Компания собиралась пристать к Кастшеру — длинному и пустынному, с тонким перешейком маленькому островку в шхерах. С южной его стороны зеленел залив, где можно было бросить якорь, искупаться, поджарить что-нибудь на ужин и заночевать.
— Спущусь, посплю немного, — сказала Виола зевая.
— Иди, — улыбнулась Пенелопа.
Виола ушла вниз, в каюту. Пенелопа, внимательно глядя вперед, сбросила скорость; на подходе к Кастшеру она не отрывала взгляд от электронного буйка, предупреждавшего о подводных мелях. Яхта быстро приближалась к мелководью, до него оставалось метров сорок.
В рулевую рубку вошел Бьёрн. Он поцеловал Пенелопу в шею и спросил:
— Я начну накрывать?
— Виоле нужно бы вздремнуть часок.
— Ты сейчас говоришь как твоя мать, — мягко заметил он. — Она уже звонила?
— Да.
— Чтобы проверить, с нами ли Виола?
— Да.
— Поругались?
Пенелопа покачала головой.
— Что с тобой? Плохое настроение?
— Нет. Это из-за того, что мама…
— Что мама?
Пенелопа с улыбкой вытерла слезы и призналась:
— Она не хочет, чтобы я приходила к ней на Мидсоммар.
Бьёрн обнял ее.
— Наплюй!
— Да я и наплевала.
Медленно-медленно Пенелопа вела яхту по заливу. Глухо грохотал мотор. Судно шло так близко к берегу, что Пенелопа чувствовала запах травы и деревьев.
Девушка бросила якорь, и яхта медленно подплыла к скалистому берегу. Бьёрн, взяв конец каната, спрыгнул на крутой склон и обмотал его вокруг ствола дерева.
Земля была покрыта мохом. Бьёрн посмотрел на Пенелопу. Заслышав скрежет якорной цепи, какие-то птицы шумно завозились в кронах деревьев.
Пенелопа натянула спортивные штаны, надела белые кроссовки и, опираясь на руку Бьёрна, спрыгнула на землю. Бьёрн обнял ее.
— Пойдем смотреть остров?
— Кажется, ты собирался меня в чем-то убедить… — протянула Пенелопа.
— В преимуществах всеобщего права на доступ к природным угодьям.
Она с улыбкой кивнула. Бьёрн отвел волосы с ее лица, скользнул пальцем по выступающим скулам и густым широким бровям.
— Ну почему ты такая красивая?
Он легонько поцеловал ее в губы и потянул за собой в лесок.
Посреди острова отыскалась полянка — вся в кочках, поросших высокой травой. Над цветами летали бабочки и шмели. Солнце пекло вовсю, между деревьями на северной стороне острова поблескивала вода. Пенелопа с Бьёрном постояли, раздумывая, оставаться здесь или идти дальше, улыбнулись друг другу; потом оба посерьезнели.
— А вдруг кто-нибудь сюда забредет? — спросила Пенелопа.
— Здесь никого нет, кроме нас.
— Уверен?
— Сколько островов в Стокгольмских шхерах? Три тысячи? Наверняка больше.
4
«Середина лета»