Он собирался не торопясь, не то чтобы в полузабытьи, бодр и весел, но суетиться не хотелось. Приехал вовремя. Ощущение, что конференц-зал забит от пола до потолка, что не преувеличение: полным-полно суетящихся журналистов, нет им числа; виноградник объективов гроздьями, люди за фото-теле-кино-камерами озабочены и деловиты, понятно, им не до политесов, лица угрюмые, сосредоточенные, подолгу выставляют диафрагму, гремят штативами, говорят что-то в микрофоны у подбородков, зыбкий неровный гул — люди заняты, они на работе. Им не важно, что за событие. Нет, им важно именно событие, его нужно записать, заснять и показать в лучшем виде, проинформировать вовремя, они очень стараются, все для людей.
Награждение Митя помнил неотчетливо, но когда он принимал поздравления, когда благодарил жюри за высокую оценку — расстрельные съемки, в упор слепящие вспышки впервые заставили его отметить, что внимание прессы — наказание господне, иначе не скажешь.
Трансцендентное. Митя
Фотографии, каждая отдельно, ровно разложены на столе, Исидора задумчиво перемещала их, не нарушая линии, будто пасьянс раскладывала. Сейчас Дмитрий Вележев, ее любимый ученик, играет в финале конкурса. Снимки сделаны в разное время: восторженный мальчишка улыбается в камеру, Исидора гордо стоит рядом, семилетний Митя впервые осилил простенькие этюды Черни, он счастлив, все только начинается. А вот уже стеснительный, вечно смущенный подросток, не знающий, куда девать руки, если они не на клавиатуре. Они снова вдвоем, фото в коридоре филармонии, вот-вот начнется его первое публичное выступление. Волнуется ли он? Непонятно. Она так и не поняла за все годы, что Митя испытывает на сцене, он всегда играл лучше, чем на любом предварительном прослушивании, Исидора уже привыкла. Вот он за роялем в Большом зале консерватории, тогда это был Моцарт, две сонаты. Да, ранние сонаты, сочинение 309 и 311, Исидора помнит номера опусов. Волосы его упали на глаза, голова наклонена вперед — она всегда строго отчитывала: это неправильная посадка, но он к середине забывал о ее словах, неудивительно, впрочем. Хорошо он выступил, по-взрослому, неожиданная зрелость трактовок, многие удивились, запомнили его имя. К тому времени она успела объяснить ему фразу Бродского: «У Моцарта нет надрыва, потому что он выше надрыва». Поэты формулируют коротко, много слов не тратят, но емко сказано. Митя усвоил как эпиграф, усвоил мгновенно, не переспрашивал, но заиграл иначе.
Впоследствии знатоки удивлялись, писали о нем, выглядело искренне: «Вележев умело направляет эмоции, никогда не доходит до истерики». Пожалуй что так. Хотя сказать что угодно можно, чего только не придумывали о Вележеве, вспоминать смешно.
Вот ее любимое фото, они у самой сцены, Митя уже отыграл, спустился в школьный зал, они бурно обсуждали репетицию завтрашнего концерта. Не ждали посетителей, но прислали профессионального фотографа из газеты, предупредить, как всегда, не затруднились.
Митя только голову приподнял, но взгляд прямо в объектив: открытый, не тревожный, но и не защищенный, как она про себя непременно отмечала. Он уже на голову тогда Исидору перерос, длинный верзила, а, как за спасательный круг, за руку ее держится! Открытый взгляд, в глазах улыбка… слегка ироничная. Что-то она раньше иронии не замечала. Исидора вглядывалась в фотографию четырехлетней давности, вдруг явственно увидела: что-то переменилось, взгляд изменился, в нем страдание появилось, странная неуверенность, почти отчаяние! А может, глаза ослабли, мерещится. Сейчас он играет финальный тур, она потому и засела со снимками, как полководец в укрытии — сражение где-то далеко, а тот все видит, направление удара корректирует. Нет, неспроста взгляд переменился, происходит там страшное, непредвиденное. Ему помощь нужна, а чем она может помочь? Исидора сосредоточилась, смотрела на фото прямо, не отрывая глаз, и повторяла одни и те же фразы, бубнила как заклинание, отгоняя от Мити разгулявшуюся нечисть:
— Я с тобой рядом, ничего страшного не происходит, ты, как всегда, сыграешь во сто крат лучше, чем на любом прослушивании, чем на всех вместе взятых репетициях. Ты доведешь выступление до конца, и тебе ничто не сможет помешать. Ничто не сможет помешать. Никто и ничто. Ты выиграешь. Ты победишь. Ты лучший, Митенька.
Улеглось постепенно, наладилось, энергетический смерч развеялся, она еще не увидела, но ощутила перемены: взгляд на фото стал прежним. Ушло отчаяние и неуверенность. Тревога будто испарилась, а незащищенность осталась, но это ему присуще, Исидора при необходимости сама его защитит. Они вместе на фото, рука в руке, они счастливы.