Ноги в растоптанных ботинках шли по мягкой лужайке к заросшим мхом ступеням в дом. Руки бережно несли листок с чужой болью. Когтистые, страшные, они много раз держали её, баюкая в своих морщинах. Столько писем прошло через них. И утопленных, и сожженных. Люди избавлялись от тяжести, отдавая её стихиям. Они начинали новую жизнь. Никогда не задумывались о том, что с этими откровениями будет происходить дальше, и как всё повлияет на их будущее. Существо тяжело дышало. Здесь, в отдаленном уголке неведомого, непонятного мира, в полном одиночестве, оно коротало быстротечные дни за выполнением своей одной единственной миссии... Остановившись у ступенек, огляделось. Всё тот же зеленый лес. Весь его мир состоял из этого кусочка изумрудной чащи, щебечущей птичьими голосами. Из маленького обшарпанного домика, приткнувшегося к бесконечно медленно вращающемуся водному колесу. Из полянки, с крохотной клумбой на ножке и двух наполовину вросших в землю у корней дерева тележных колес. Его дом - это заводь у мельницы; оазис и журчание реки. И нет другого места во всем мире. Протяжно скрипнула под уродливой рукой дверь...
Той ночью, после очередной встречи с друзьями по поводу скорой женитьбы предпоследнего холостяка в их кругу, он стоял на мосту в центре города. Это была пьяная вечеринка с беззаботно отрывающимися ребятами, которых он помнил ещё со школы и которые, будучи абсолютными раздолбаями, по социально-карьерной лестнице ушли далеко вперед, а он - гений - так и остался там, где был в самом начале. Мерзко на душе от всех этих вопросов: «ну а ты когда?», от сочувствующих взглядов, которые хуже ножа режут мужское самолюбие. А особенно от предложений устроить работать к себе, «ну пока с маленькой должности, с низов, а потом попрешь вверх, и всё будет» - звучало в ушах заплетающимся голосом лысого толстого Славика, директора крупной компании. После чужого праздника жизни он стоял, навалившись на перила, продуваемый всеми ветрами, и хлебал, не ощущая вкуса, дорогое вино из бутылки, захваченной с вечеринки. Как ему хотелось быть с ними как минимум наравне! Лениво рассказывать об очередных достижениях, вальяжно развалившись в кресле, сыто икая повествовать, как бы между прочем, о боях, что ведут издательства за его романы. Собирать не сочувствующие, а завистливые взгляды. Знать, что дома верно и преданно ждет любимая жена, дети. Эх! Допив до дна, он размахнулся, но так и не швырнул бутылку в реку. Аккуратно поставил на парапет. Пошатываясь, огляделся. Жизнь проходит. А миру до него так и нет дела. Все эти светящиеся окна, фонари, даже звезды - сияют для кого-то! А он? Сам себя согреть не может, чего уж о душах людских говорить! Вот река, течет себе внизу, плюнь туда - унесет и не воспротивится. Всё унесет - и плохое, и хорошее. Если, к примеру, выкинуть с моста рукопись? Её он таил во внутреннем кармане пальто - вот дурак, надеялся предложить друзьям прочитать, а вдруг, даже по каким-то связям (ну не может их не быть у столь солидных людей!) удастся привлечь особое внимание издательства... Глупый дурак! В кругу удачливых он - неудачник, отщепенец, унизительно выпрашивающий крохи их благодати. Так вот если кинуть вниз, в черную воду эту стопку сшитых меж собой листов с буквами и словами, которые вроде должны повышать ценность бумаги, но пока этого не происходит - поглотит ли их вода? Рукописи не горят, как известно, а вот тонут ли? Да и черт с ним, с романом! Тут он усмехнулся, вспомнив, что герой будто бы с него списан - поначалу такой же отрешенный от жизни, ни к чему не приспособленный в плане деловых качеств, абсолютное пустое место с точки зрения общества. Однако, в конце повествования он не только превосходит окружающих своим талантом и харизмой, но и выстраивает жизнь так, как мечтал. Все и всё у его ног, рукоплещут и восхваляют. Но слава не портит героя, наоборот, он чувствует всю глубину ответственности за влияние на души людские и клянется не подвести, вывести их из тьмы к свету. Метафорически, конечно, но суть такова. А тут - никакой надежды. А талант - да был и он, если объективно? Размечтался: Главная Книга Жизни! Чьей жизни? Его жизнь можно назвать таковой лишь в сравнении, ну разве что, с существованием бомжа у мусорных баков или местного алкоголика Гриши с третьей квартиры? Исчезни - никто и не вспомнит, потому что ничем его не запомнили. Он оперся грудью на перила, уставился в темное зеркало воды с искрами-бликами фонаря на нем. Вот исчезнет бомж - как минимум дворник вздохнет поутру, не с кем будет перекурить перед работой сигаретку и бросить пару тройку скупых фраз за жизнь. Да просто угостить бутылочкой пива, чтоб ощутить себя, убогого, благодетелем и хоть на кроху более успешным в жизни. Вот у него нет никакой глупой мечты, что раздирает сердце. Никакие эфемерные музы не терзают жестоко душу плетьми вдохновения по ночам, вызывая кофеиновую зависимость и повышенное сердцебиение. Исчезни он сейчас из этого мира, кто-нибудь заметит? Разве что выловят бездыханное тело там, где оно прибьется к берегу, начнут идентифицировать, но никто в конце концов не вздохнет: это был известный писатель, как жаль, ушел таким молодым... А то и не найдут, потому что ляжет на дно под тяжестью своих железных устремлений и каменной безысходности. Взял с парапета бутылку, покачиваясь, попытался отпить, понял, что пуста, всхлипнул и зашвырнул нетвердой рукой в покорную и податливую реку. Всё! Всё! Гори оно всё... и пусть воды поглотят, оборвут никчемное, тупиковое существование. Оборвут струну, о которой он думал, что зазвенит когда-нибудь, споет людям. Но, видимо, не зазвенит. Не будет песни. Не будет Главной Книги, мечты не сбываются. В тот самый момент, когда он закинул левую ногу на каменный выступ перил, вдруг замерцали сразу два фонаря, замигали и притухли. Тусклый теперь их свет рассеивался, не долетая до горе-писателя, стоявшего с нелепо задранной ногой. «Все самые тайные и великие вещи всегда творятся во тьме» - вспомни он внезапно слова из своего романа, что почивал сейчас прямо за пазухой. А дальше началось нечто, что его ум никак не мог понять или как-то себе объяснить. Чуть в стороне медленно закружились тени, похожие на человеческие. Они двигались, абсолютно игнорируя законы физики вблизи фонарей и не имея тел, что их отбрасывали бы. Тени приближались, смыкая полукруг, отображаясь на асфальте, на перилах, вытягивались до стен близлежащих домов. Не успел писатель вздохнуть или испугаться, как вся эта сумрачная компания разом поднялась и уплотнилась, став силуэтами. Бесконечно темными, но более-менее понятными для мозга в своей человекообразной форме. А вот теперь ум напугался. И среагировал автоматически. Писатель подпрыгнул и уселся на перила, дрожа всем телом, готовый сигануть в непроглядную воду. - Стой! - раздался тихий шепот-шелест, - не делай этого. - Вы кто ещё такие? - язык предательски заплетался, то ли от страха, но скорее от вина. - Ты же хочешь стать известным? Проникать словом в людские души? - вкрадчивый шепот дурманил, - написать свою Главную Книгу? Голова закружилась. - Мы можем помочь. - А взамен попросите мою душу? - хохотнул он, - вы черти что ли? - Нам без надобности твоя душа. А вот людям она может ещё послужить. Мы пришли сюда, - шептали тени, - потому что ты талантлив. Потому что у тебя есть очень правильная мечта, и ты много лет не предавал её, не менял, упорно шел по своему пути. - И куда пришел? - пробормотал он, опуская голову, навернувшиеся пьяные слезы размыли силуэты, размыли страх. Кто бы они ни были - какая уже разница. - Ты пришел к началу новой жизни. Теперь у тебя будет всё, о чем грезил: известность, слава, деньги, звания, обожание читателей. Твои книги будут стоять на самых видных полках самых изв