ушка плачет и закрывает файл. А потом открывает чистую страницу Ворда и Таймс Нью Романом, размером тридцатым, так, что буквы ему прекрасно видно даже из-за плеча, набирает: «ЗАЧЕМ? НУ, ЗАЧЕМ ТАК? ОНИ ЖЕ ЛЮБИЛИ ДРУГ ДРУГА И УЖЕ ПОЧТИ СПАСЛИСЬ ИЗ ТОГО ДОМА! ВСЁ МОГЛО КОНЧИТЬСЯ ПО-ДРУГОМУ!» Могло! - злится он во сне - но не в моей книге! Вообще, чего она так бурно реагирует, как какой-то сопливый подросток... Это же всего лишь роман. «Мы дадим тебе власть над людскими душами, силу Слова, с помощью которого ты станешь творить...» - шепот со всех сторон, как льдом накрыло. Сердце пропустило один удар. Проснулся, как из липкой паутины вырвался в реальность. Всё плыло, силуэты предметов вокруг словно отодвигались, а пол и потолок наоборот - сдвигались неумолимо, плющили комнату. Тени от горящего в углу ночника плясали по стенам, хороводили, приближались. Он принялся тереть глаза, чтоб усилить четкость, сфокусироваться, но не мог. А потом закричал и...проснулся по-настоящему. Комната, как комната. За исключением одного: тени не ушли. Они столпились вокруг кровати, они шептали: - Ты мог извлечь из своей души что угодно, чтоб одарить мир. Ты выбрал самое низкое и уродивое. Ты накрыл человечество тьмой, страхами, пробуждал своими книгами всё самое низменное в людях, их потаенные жуткие желания и страсти. Если бы ты только мог увидеть, сколько разбил сердец и пробудил маньяков! - Неправда, я старался дать людям только лишь захватывающие ощущения... - попытался оправдаться, съежившись под одеялом. - Страх, пробужденный в человеческом сознании, разрушителен всегда, - качали головами тени, - он калечит души, толкает людей на неисправимые поступки, необратимо злые вещи. На твоем счету не один самоубийца! Ты! Обладающий властью над душами! Вел их в ад! Если бы мог, писатель бы скорчился так, чтоб превратиться в точку, испариться, оказаться подальше от этих обвинений. - Мы увидели в тебе отвагу и свет, поверили, что ты наполнишь им мир, будешь вдохновлять людей. Напишешь Главную Книгу своей жизни, которая станет путеводителем для многих. Но ты пошел другим путем. Самым легким, путем тьмы. Зашел так далеко, что тебе стало ненавистно само понятие любви! А ведь она - основа вашего мира, его главная энергия. Ты стал раковой клеткой этого мира. Ты не слушал свое сердце. И это пора прекратить. Он понял, что все доводы бессмысленны, ему выносили приговор. Но всё же попытался. - Хорошо! Я буду писать другие книги! Обещаю, я стану создавать романы о том, как важна любовь в жизни каждого, если это вам так нужно! Он шептал бессвязно, говорил, потом кричал...но ясно понимал, что ему больше не верят. Его клеймили тем, что он стал чудовищем. Клеймили беззвучно, в самое нутро проникало их осуждение. Всё вокруг снова закружилось, и он проснулся опять. На этот раз окончательно. В маленьком обшарпанном домике у запруды. В теле уродливого, скрюченного существа, почти не похожего на человека. Здесь не было зеркала, к счастью, наверное, иначе сошел с ума бы от ужаса. Но, увидев себя в отражении воды, он ещё пару дней ждал, когда же этот кошмарный сон закончится. А потом смирился. И тогда вновь пришли тени. И объяснили ему, в чем теперь заключается его миссия. Жить ему отныне здесь и заниматься тем же, к чему и привык - писать. Но слагать только короткие истории, кардинально меняющие реальность других людей. Есть множество способов в нашем мире, чтоб избавиться от боли в душе, от разрушительных эмоций и напряжения. Психологи и маги солидарны в некоторых практиках: нужно выписать на бумаге всё, что мучает, а потом либо сжечь, либо пустить писанку по воде. Это действительно помогает совершенно волшебным образом. Но никто не знает, что дальше происходит с теми посланиями... Пару раз в день писатель выходит из домика, чтобы забрать письмо. Воды реки приносят их отовсюду, прибивают к бережку, поросшему вербейником. А сожженные письма появляются прямо посреди поляны: сначала в воздухе бесшумно возникают хлопья пепла, затем по ним начинают бегать, переливаться, потрескивая, искорки, а дальше из язычка пламени рождается и полностью восстанавливается само письмо. И падает, подобно осеннему листу, на землю. Весь процесс происходит вспять. Выглядит, конечно, красиво, но даже это не особенно скрашивает будни писателя. Потому что дальше начинается серьезная работа. В доме есть книга, огромный талмуд с чистыми листами, в которую он должен вшить каждое новое письмо и написать к нему другую историю - со счастливым концом. И важно сделать это очень хорошо, чтобы написанное приняли. Кто - он не знает. Наверняка пославшие его сюда. Когда история одобрена, книга перелистывает страницу на новую. Отлистать обратно, кстати, невозможно, страницы не поддаются, тверды и тяжелы, как монолитные плиты. Первые несколько историй книга отвергла. Они были кривые, неправдоподобные, беспомощные какие-то. Так пишут свои первые сочинения младшие школьники. Но когда писатель понял, что именно нужно от него, включилось вдохновение. Талантливый писатель - не тот, кто мастер в своем жанре, а тот, кто может любой попробовать и оказаться на высоте при этом. Конечно, один предпочтительнее, но слово есть слово, владеть им - значит, творить что угодно. Включаться моментально, сходу генерировать идеи, пусть и безумные, воплощать их в любой (даже заданной) форме. Самолюбие мастера не позволило ему опустить руки, а позже ограниченность листа в книге даже стала помехой для того, чтоб как следует развернуться. Писать счастливые судьбы труднее стократ, чем несчастные. Эмоции совершенно другие. Чтоб не провалиться в слащавость и утопичность, надо походкой гения проходить по волоску, по той грани, что отделяет графоманские миниатюрки от лаконичной, но живой краткости, которая, как известно, сестра таланта. И у него стало получаться. Книга одобряла, «проглатывала» истории, благодарно отлистывалась дальше. Казалось, светилась даже. Он гордился тем, то смог, преломил узкую свою направленность. Радовался своеобразно. А позже появился реальный повод для восторга. Писатель заметил, что после пары дней работы в нем меняется что-то. Не только внутри, но и снаружи. Любовь, о которой он столько писал теперь (а боль в письмах была сплошь сердечного содержания, видимо, по его специфике), всё чаще и чаще вспыхивала внутри без причины. Не имея никакого повода. Увидел на поляне птичку, прыгающую по траве: сердце улыбнулось. Солнечный луч пробился сквозь ветви и игриво пощекотал старые доски мельничного колеса - душа всколыхнулась и запела. Писатель понял, что такое любовь, не имея её объекта. Он понял, что настоящая энергия любви его и не должна иметь. Не снаружи идти, а изнутри. Как чудно! Никогда романтиком не был, а теперь вот стал подмечать многие вещи и в природе, и в историях боли людей, отправивших её на волю стихий. Интуитивно стал понимать, что и как нужно написать в каждом конкретном случае. Что легко ляжет на судьбу автора записки, а что чуждым окажется - именно это и знала книга, когда отторгала или принимала. Единственное, что омрачало его существование - отсутствие обратной связи. Он не знал, как продолжалась жизнь людей, о которых писал. Понимал, что написанное имеет важное значение, но хотел бы воочию убедиться. И если раньше мечтал и даже пытался покинуть этот маленький мирок, бежать от мельницы, что, впрочем, никогда не удавалось, всегда попадал обратно, куда бы ни бросился, то теперь, потеряв счет времени, просто хотел и надеялся в один прекрасный день вернуться в свой мир. И были у надежды серьезные основания - те самые перемены. Внешность его начала восстанавливаться, очеловечиваться. Сначала понемножку менялась голова (о том, что было в начале и говорить страшно): уши, черты лица, волосы, зубы. Потом тело: он выпрямился, из усохшей, костлявой, фигура постепенно приобретала наполненные, знакомые очертания. Очень медленно, но каждое изменение было, как награда, намного более ценная, чем прежние премии, звания и регалии. Всё познается в сравнении. Раньше ему всегда всего было мало, теперь же благодарен за малейшее преобразование. И как же туго, что нет зеркала, каждое утро начиналось с основательного осмотра и ощупывания себя. Изменения происходили неравномерно: то разом выпрямилась вся нога (сутки ходил хромая, припадая на усохшую), то пальцы на другой менялись по одному. Но процесс шел, а значит, всё налаживалось. Может быть, однажды он проснется в очередной раз в своей постели, в загородном доме, не под журчание воды, а под лай собак и щебет птиц за окном? И начнется совершенно новая жизнь.