– Ошибаешься, – Антонио, улыбаясь, смотрел на женщину и с предвкушением признался: – Мне сорок шесть.
– Да ну! – Вырвалось у Лизы удивлённо.
– Ну да, – кивнул, с улыбкой мужчина. Кстати, когда я просматривал историю твоей семьи, копался в документах, то обнаружил, что твоя прабабка по материнской линии прожила очень долгую и весьма насыщенную жизнь. И если бы она не оставила семью, то ты бы знала, что она прожила больше двухсот лет. Бабушка твоя тоже отличилась бы долголетием и неувядаемой молодостью, если бы не…ну ты сама понимаешь, – закончил он неловко.
– Да ну, это какой-то абсурд, не может быть! – Она, качая головой, хотела махнуть рукой, но Антонио продолжил: – И твоя мама прожила бы намного дольше, если бы не та автомобильная авария. Сколько ей было тогда и вспомни, как она выглядела? Разве ей кто-нибудь давал её годы? – Антонио улыбался, а вот Лизе было не до шуток.
«А ведь маме было фактически пятьдесят и она, кстати, специально носила очки, чтобы её не донимали вопросами: почему же она так молодо, лет на двадцать пять выглядит? И действительно, если бы не та авария… а бабушка, её убили когда маме было всего три годика, прабабушка, она действительно бросила семью и скрылась в неизвестном направлении. М-да уж, – вздохнула Лиза: – Информация достоверная, но её не проверишь».
– Ладно, давай спать, – прервал её размышления Антонио, укладываясь на соседнем, комфортном диванчике. И Лиза, даже не подумав покинуть купе и вернуться Шиассе, улеглась рядом с сынишкой. – Завтра тяжёлый день, потребуются силы, – зевнул мужчина.
– Эцишиз, кошмарное название для планеты, – буркнула Лиза и не ожидала услышать смешок:
– Это ещё что! Потом я тебе напечатаю несколько фраз на их языке, которые тебе могут понадобиться, там вообще язык сломаешь, – обрадовал он её. – А вообще в их языке преобладают шипящие, рычащие, я бы даже сказал цикающие звуки. Он довольно таки труден не только для обучения, но даже для произношения.
– О, это засада, – вздохнула Лиза, и услышав: «Почему?», призналась: – Я вообще плохо воспринимаю языки, а тут…
На некоторое время в купе повисла тишина, нарушаемая лишь перестуком колес.
– Последний вопрос, – шёпотом произнесла Лиза: – до меня много было попыток?
Она уже думала, он ей не ответит, но минут через пять, когда уже фактически уснула, до неё донеслось:
– Ты пятая. Это при мне. И предвосхищая твой вопрос, сразу поясню. Нам неизвестно, что стало с ними – живы или нет, может просто не захотели возвращаться в этот мир, кто знает? Но у них не было такой мощной мотивации как у тебя – это раз, а второе – они все были мужчинами. Спокойной ночи, Елизавета.
– Спокойной ночи, Антонио, – задумчиво ответила она.
***
Последующий день для Елизаветы слился в сплошную карусель событий. После поезда, их отвезли за Санкт-Петербург, в здание, которое у Елизаветы никак не могло ассоциироваться как клиника.
Это был скорее шикарный особняк, в комнатах которого царила стерильная чистота. Туда их допустили только после того, как она и сынишка приняли душ, переоделись в одноразовую предоставленную персоналом одежду.
После этого завертелся механизм обследования – сдача крови, всевозможных анализов. В ожидании результата, сынишка уснул у мамы на руках, когда пришёл врач. Тихо переговорив с женщиной, он, подхватив мальчика на руки, сам отнёс на второй этаж в одну из комнат. У огромного окна стояла широкая медицинская кровать с кучей приборов рядом. Немного растормошив мальчика, врач предупредил что у них есть пятнадцать минут, до того как он вернётся с медсестрой и они погрузят пациента в сон.
Каких нервов стоили Лизе эти пятнадцать минут, какой выдержки! Смотреть с улыбкой на сына, объясняя, что ему сделают укол, и он немного поспит, а когда проснётся, мама будет рядом и успеет привезти лекарство для того, чтобы он выздоровел и никогда-никогда больше не болел. Душа рвалась на части, ногти впивались в кожу ладоней, а глаза часто, часто моргали, чтобы слёзы ни в коем случае не пролились и не омрачили момент прощания!
Дрожащими руками она притянула сынишку к себе и шептала ему о том, как она его сильно, очень сильно любит. Изо всех сил сдерживалась чтобы не закричать, не зарыдать в голос. Только обнимать, вдыхать его запах, заглядывать в его глаза, запоминая всё: каждый волосок, каждую ресничку на глазах, улыбку, губки, носик, и…
Из палаты Лизу фактически вынесли. Когда врач подключил оборудование, медсестра капельницу, а сынишка, улыбнувшись, погрузился в сон, она мешком осела на пол, не в силах не то что уйти, а просто подняться, не в силах не то что отвернуться, а отвести взгляд от родного и такого безумно дорогого личика.