- Интербанка, Отеро. Который, если ты не в курсе, потратил в прошлом году на эту газету двенадцать миллионов евро. И собирался потратить четырнадцать в следующем. Собирался, в прошедшем времени.
- Шеф... У правды нет цены.
- Вот именно, что есть. И цена эта - четырнадцать миллионов. А также головы виновных. Так что вы вместе с Морено можете отправляться прямо на улицу.
Упомянутый Морено только что появился, волоча ноги. Фернандо Морено был ночным шеф-редактором, и именно он снял не имеющую особой важности заметку о прибыли нефтезавода, чтобы поставить вместо нее настоящую "бомбу" - статью Андреа. В приливе храбрости, о котором теперь сожалел. Девушка посмотрела на коллегу, мужчину среднего возраста, и подумала о его жене и трех сыновьях.
Андреа снова сглотнула.
- Шеф... Морено ничего не знал. Это я вставила статью в номер прямо перед отправкой в печать.
Морено тут же изменился в лице, но потом снова вернул ему сокрушенное выражение.
- Не морочь мне голову, Отеро, - сказал шеф. - Это невозможно. У тебя нет права доступа к "синей" системе.
"Гермес" - компьютерная программа, которой пользовались сотрудники газеты - была построена на различии цветов. Красным цветом выделялись материалы, подготовленные журналистами; зеленым - те, что были одобрены и утверждены редактором; и, наконец, синим - те, что ночной редактор отправлял непосредственно в печать.
- Я вошла в "синюю" систему под паролем Морено, шеф, - соврала Андреа. - Он об этом понятия не имел.
- Ах, вот как? И где ты взяла пароль, позволь спросить?
- В ящике вашего стола. Это было нетрудно.
- Это правда, Морено?
- Ээээ... да, шеф, - ответил шеф-редактор, стараясь, чтобы выражение облегчения на лице его не выдало. - Сожалею.
Директор "Эль Глобо" стал мертвенно-бледным. Он повернулся к журналистке так стремительно, что парик съехал у него с головы, предательски обнажив несколько сантиметров тщательно скрываемой лысины.
- Вот дерьмо, Отеро. Я ошибся! Я думал, что ты просто идиотка, а ты, оказывается, еще и стерва. Я лично позабочусь о том, чтобы никто не взял на работу такую суку.
- Но, шеф... - в голосе девушки послышалось отчаяние.
- Не стоит продолжать, Отеро. Ты уволена.
- Но я не думала...
- Тогда ты тем более уволена. Я не желаю больше ни видеть тебя, ни слышать.
Директор широкими шагами удалился от стола Андреа, которая видела вокруг только недружественные затылки. Морено встал рядом.
- Спасибо, Андреа.
- Не за что. Это же просто бред, чтобы мы вдвоем отвечали за один и тот же проступок.
Морено покачал головой.
- Мне очень жаль, что ты сказала, будто незаконно проникла в систему. Теперь он так на тебя зол, что усложнит твою дальнейшую жизнь. Ты же знаешь, если уж он выступил в крестовый поход...
- Похоже, что уже началось, - сказала Андреа, показывая на остальную редакцию. Я внезапно стала прокаженной. Ладно, это им еще отзовется.
- Ты неплохой человек. Вообще-то, ты просто обалденная журналистка. Но всегда делаешь по-своему, Андреа. Не думая о последствиях.
Андреа поклялась, что не будет плакать, что она женщина сильная и независимая. Она стиснула зубы, пока охрана складывала ее вещи в коробку, и сумела сдержать клятву.
КВАРТИРА АНДРЕА ОТЕРО. Четверг, 6 июля 2006 года. 23.15
После того, как ушла Эва, самым ненавистным звуком для Андреа сделался стук ключей, падающих на столик в прихожей. От этого стука по коридору разносилось слабое эхо, которое теперь стало для Андреа символом ее нынешней жизни: пустой и лишенной смысла.
При Эве всё было иначе. Она бежала к дверям, словно маленькая девочка, бросалась к ней с поцелуями и принималась лепетать какие-то глупости о том, как провела день и с кем сегодня встретилась. Андреа же, смертельно уставшая после работы, без сил сползала по стенке, молясь о минутке блаженной тишины.
В конце концов ее молитвы были услышаны. Однажды утром, три месяца назад, Эва ушла столь же внезапно, как и появилась. Без криков и слез, без упреков и сожалений. Андреа тогда тоже ничего не сказала, даже почувствовала своего рода облегчение. Впереди у нее было достаточно времени, чтобы пожалеть об уходе Эвы - скажем, когда ключи упадут на стол, отзываясь легким эхом пустого дома.
Чем только она не пыталась заполнить эту пустоту! Оставляла включенным радио, выходя из дома. Клала ключи в карман джинсов, вместо того чтобы бросить их на столик. Разговаривала сама с собой. Но никакой шум не в силах был заглушить этого мертвого безмолвия пустого дома, ибо это безмолвие поселилось в ее собственной душе.