В Журавлёвке в местной администрации комнаты и коридоры были завалены продуктами, резиновыми и кирзовыми сапогами, медикаментами, полторашками с водою, коробками с медикаментами. Задёрганная глава пыталась оставаться корректной, когда рассказывала о бедах людских на освобождённой нами территории и особенно в больницах. Она смотрела на меня с каким-то недоверием и даже досадой, и лишь потом я догадался, что мой внешний вид — полуторанедельная небритость, грязные бушлат и сапоги, а особенно жуткий запах, исходивший от меня, никак не способствовали установлению понимания. Ну, ввалился какой-то смахивающий на бича тип и давай вывалить на её голову проблемы чужих жителей. Только этого ей не хватало!
Стараясь дышать через раз и полуотвернувшись, она заявила категорично: глава района запретил давать что-либо гражданским — только военным. И попросила покинуть кабинет, поскольку предмет разговора исчерпан. Сначала не совсем понял, кто гражданский: я или те, кому просил помочь. Потом дошло и захлестнуло: что делят-то? Военные ничего не просят, так будут проявлять показную заботу, а этим кто поможет? Они-то в чём виноваты? Это их пришли освобождать или как? Сбиваясь от волнения, стал говорить всё это главе, но она уже не слушала, выйдя из кабинета.
Со мною не захотели даже разговаривать. Меня не захотели даже выслушать. Да ладно, стерпим, но ведь там, за «лентой», ждут помощи.
Из Майского позвонил в «Боевое братство». Володя Коротких[37] сразу же вник, с кем-то переговорил, перезвонил и сказал, чтобы ехал в районную администрацию — там помогут.
В районной администрации замглавы проникся и распорядился собрать необходимое, но тут позвонили от секретаря совбеза: надо зайти к нему. Зашел. В кресле развалилось тело и начало с того, что никому ничего выдаваться не будет, что это стратегические запасы для армии (кирзачи и галоши, сваленные в кучу в Журавлёвке?!), что ему и так хватает забот от появляющихся в посадках у границы трупах, что вообще неизвестно, чем мы там под Харьковом занимаемся.
Какова может быть реакция человека, неделю не вылезавшего с передовой, не мывшегося, несколько раз накрываемого минами и «градами», не евшего досыта, вымерзшего как мамонт? В самом мягком варианте просто заехать в эту физиономию. В худшем — пристрелить в вестибюле, всё равно это враг. Враг по сознанию, по бессердечности, по душевному равнодушию, по прущему чванству. Таких надо грузить в багажник и вывозить туда, за «ленту», но багажников не хватит на всех.
Наверное, он прочитал свою судьбу на моём лице, побледнел и выпрямился. Я молча повернулся и ушёл. Зам шёл рядом, ему было неловко, и он говорил в оправдание, что секретарь совбеза в общем-то неплохой мужик, обещал всё решить и помочь, а я ощущал себя прикоснувшимся к чему-то гадкому.
Не с того, видно, началась специальная военная операция: надо было сначала вычищать эти авгиевы конюшни.
Уже в сумерках Балу сообщил, что отряд перемещается в Тишки, а мы остаёмся здесь. Одни, без прикрытия и оружия. Я даже восхитился мудростью Ясона: не бросает, нет, а оставляет в тылу. То, что этот «тыл» на окраине посёлка и дальше поле, а в полусотне метров двести тонн селитры, ничего не меняет. Знать, изрядно мы ему досадили своей неуемностью: давай прочешем лесную тропу между Липцами и Большими Проходами, откуда нет-нет да вылетали восьмидесятки[38]. Давай установим растяжки, если слабо засаду устроить. Давай разведаем штольни в меловой горе как раз под очень интересным лесом, идущим от самого Харькова. Давай узнаем, кто у нас по флангам, и установим с ними связь. Ну и ещё два десятка «давай», отчего при нашем виде Ясон кривился, как от зубной боли. Ну что ж, любовь без радости была, разлука будет без печали.
Кама, наивное и чистое душой дитя, вплотную придвинулся к Балу:
— Передай Ясону, что если что-нибудь случится с группой, то с ним будет разговаривать сорокапятка[39].
Наверное, Балу не очень-то и трогала судьба Ясона, но самому попадать под горячую руку парней из сорок пятой он очень не хотел, потому оставил с нами взвод Бати. Но в любом случае вешки были обозначены, флажки выставлены, и нам желательно завтра свалить из этой ватаги.
Витя подсуетился и через полчаса обзавелся автоматом с одним магазином. Где взял и откуда, он скромно умолчал, но лишний раз доказал, что для старшины десантной разведроты невыполнимых задач не существует. Главное поставить задачу, а каким образом она будет выполнена — никого не должно волновать. Ну что ж, если работать одиночными, то минут десять продержимся. В поселке еще есть части, авось кто-то и придёт на помощь, хотя вряд ли: ночью только сумасшедший нос высунет из форточки.
37
Коротких Владимир Александрович — руководитель региональной организации «Боевое братство».