Алекс выделил мне в сопровождение троих дюжих молодцев, одним из которых был Воронцов. Несмотря на все мои протесты, ехать в салон мне пришлось, зажатой со всех сторон крепкими мужскими телами. Я не собиралась спорить с мужем прилюдно. Очутившись в чужом курятнике, не стоит кукарекать о своих правах, во всяком случае, в первый день пребывания.
― Это Мэдисон-авеню. Самое сердце Нью-Йорка. Тут находятся лучшие бутики и рестораны. ― Егор развернулся на переднем сидении.
Не могу сказать, что начальник службы безопасности пренебрежительно со мной разговаривал или хамил… Нет. Но вёл он себя как-то напряжённо. Было понятно, что я ему не нравлюсь. Что ж, я не медный пятак, чтобы всем нравиться и не зелёненький доллар. Мне было понятно. Егор принял меня за бедную русскую, желавшую подзаработать на фиктивном браке. Именно потому он сделал акцент не на музеи или театры, а на модные бутики и рестораны.
Остановившись перед очередным полунебоскрёбом, мои охранники огляделись, вышли на улицу и вновь огляделись, а потом вытащили меня из машины и, прикрывая с двух сторон, повели по ступеням. Над козырьком огромными золотыми буквами сияла табличка «ELFANS».
Егор остался в машине, так что источник информации я попыталась найти в своих спутниках.
― Что значит «Элфанс»?
― Кажется, это второе имя мисс Габриэль.
― У неё много имён?
Один из парней улыбнулся.
― Два. Такое иногда бывает.
В просторном зале, выполненном в чёрном и золотых тонах, нас уже ждали. Улыбчивая американская куколка указала рукой на дверь с матовым стеклом. Моя стража даже не отреагировала. В то время, как один добрый молодец крепко держал меня за локоть, второй обошёл салон, заглянув даже в женскую уборную. Спустя пятнадцать минут мне разрешили войти в комнату, где работало три мастера, женщина и двое мужчин. Точнее, работала только женщина, создавая из вполне милой девушки не то хиппи, не то панка. Зачем это было нужно, я так и не поняла потому, что меня тут же усалили в кресло, потом подняли на ноги, опять усадили, и, отойдя на пару шагов, оба стилиста замерли в позе мыслителей, скрестив на груди густо татуированные руки. Я не могла понять, в чём проблема. Либо я была такой страшной и неухоженной, что привести меня в божеский вид просто не представлялось возможным, либо я выглядела настолько хорошо, что не хотелось ничего менять. Молчание затянулось, и это раздражало. Я успела рассмотреть просторное помещение, где на каждой стене висели портреты хозяйки. Габриэль улыбалась, то вызывающе, но нежно, то невинно. Двенадцать портретов, двенадцать разных женщин. Неожиданно я поймала себя на мысли, что эта преуспевающая особа мне не нравится. Её можно было назвать красивой, даже очень красивой, но что-то во внешности отталкивало. Возможно, фальш? Мне надоело сидеть в кресле.