— Замените мне бокал.
Она понадеялась, что официант молча выполнит требование, но он, естественно, поинтересовался, в чем заключается недовольство.
— Нищеброд, вот вы кто, поэтому и отпечатков на бокале не видите. У вас дома, наверное, только глиняные кружки, как в Средневековье.
Официант разволновался, явно расстроенный и оскорбленный, и молча унес бокал.
Фрэнки покраснела, но она специально наложила свой самый лучший тональник, под которым кожа может хоть позеленеть, все равно незаметно.
На нее уставились все. Первым заговорил Роберт:
— Не понял. А что случилось? — Голос у него был низкий, глубокий и участливый.
— Ничего, все прекрасно. Только жизнь — дерьмо, и официанты своей работы не знают.
Боря застыл на пару мгновений, потом подвинулся ближе к сестре и с наигранным весельем поинтересовался:
— Юла, ты выбрала, что будешь заказывать?
Та кивнула и ткнула пальцем в строчку меню.
— Родители попросили сестру из школы забрать сегодня, у нее до репетиции еще два часа, решил время убить здесь.
Ну вот. Значит, Боря почувствовал себя не в своей тарелке, раз начал оправдываться.
— Чаевых я не оставлю, — выпалила Фрэнки.
— Ты точно в порядке? — уточнил брат, а она потянулась к сумочке, порылась в ней и воскликнула:
— Кто украл мои деньги?! Ни карточек, ни налички. Боря!
Тот аж подпрыгнул на месте, его черные глаза под светлой челкой недобро загорелись.
— Что, Франциска?
— Ты сидел рядом со мной, а потом передвинулся. Ты подсел на наркоту, да?! Ты украл мои деньги!
«Господи, прости, пусть отсохнет мой язык!»
Боря медленно поднялся, достал из своей фирменной сумки документы и положил их перед Франсуазой.
— Я сыт. Юла, мы уходим. А ты, Уварова, позвони мне через неделю, когда успокоишься. Но разговаривать с тобой я буду только после того как извинишься.
Фрэнки хотелось плакать. Боря никогда раньше не обращался к ней по фамилии. Дурной знак.
— Боря, — печально позвала она. — Извиниться смогу не раньше, чем через месяц.
— Вот через месяц и созвонимся. И кстати, сумка у меня — производства «Дола». Пока.
В носу защипало от слез, и Фрэнки едва сдержалась, чтобы не остановить друга. Роберт же злым прищуром проводил Юлю. Но спрашивать, какая кошка между ними пробежала, не осталось сил. Брат тоже поднялся и сказал:
— Знаешь, я тоже домой. Наелся. — И ушел, пнув на прощание диван.
Вечер был испорчен, и Фрэнки уже собралась открыть папку с результатами анализа ДНК, когда из соседней кабины вышел посетитель и вдруг заглянул к ней.
Глава 7
Максим слушал Веру в пол-уха. Вечер оказался скучным, как и все вечера в обществе собственной невесты. Вера говорила монотонно, сводя все темы к одной: когда же свадьба? То есть даже не так: когда же брачная ночь?
Вера была мазохисткой, любила БДСМ и уже три года пыталась склонить Максима к брутальному сексу. И чтобы он унижал ее пожестче.
Но, во-первых, Максим не был властным мудаком-садистом. А во-вторых, его не привлекала Вера. У них был исключительно договорной союз, поскольку ее семья в трудный для «Дола» период купила 15 % акций по баснословной цене, вступив в ряды избранных.
Продать им долю пришлось три года назад, когда корпорация стояла на грани банкротства благодаря усилиям Уварова. Тогда главой была мама Максима, Екатерина, и стресс вогнал ее в предынфарктное состояние. Мама, не говоря ничего сыну, согласилась на требование семьи Веры соединить брачным союзом детей. Мать понадеялась на благоразумие Максима и то, что невеста была из очень богатой, некогда дворянской семьи, как и сами Езерские.
Совет «Дола» пополнился Верой, но надежды и любви не добавилось. Компания продолжала катиться вниз, а Максим никак не решался жениться. Не хотел. Его тошнило от мысли, что придется жить с Верой.
Мама давно отошла от дел «Дола», остальным же членам Совета было просто наплевать на будущее корпорации; они лишь ждали ежемесячных отчислений, и чтобы без задержек. Как вытянуть семейный бизнес, Максим пока не придумал. Но союз с Верой ему поперек горла стоял. Он специально изменял, глубоко в душе надеясь, что она уйдет, без спроса продав акции, но девушка сносила любые обиды и продолжала ждать у моря погоды. Мазохистка, чтоб ее.
«Дол» еле сводил концы с концами, и Максим стоял в тупике, глядя в стену и безуспешно пытаясь вспомнить, где выход. Продаться-то он продался, а вот как выкупить себя обратно, понятия не имел. За долю Веры сейчас нечем было заплатить. Могло помочь только вливание активов «Константы», но война предстояла неравная: Максиму не выдержать финансовые удары Уварова. В этом и заключалась загвоздка. Если не найти на Сатану компромат, то битва будет проиграна.