Я насчитал триста двадцать секунд, когда мычания коров больше не было слышно. Рана ударил ногой по тормозу, и мы резко остановились, по-видимому, посреди дороги. — Подожди здесь, — сказал он, выходя. Заржавевшие петли хрустели, и легкие шаги эхом отдавались в темноте.
Теперь я услышал другие, странные звуки. Когда капюшон был наконец снят, я сразу понял, что шерпа не собирался идти на ненужный риск. Они были профессионалами до мельчайших деталей. Они предприняли меры предосторожности, чтобы еще больше скрыть место обмена. Они набросили на машину одеяла, а свет на приборной панели придавал сцене зловещий вид. Лицо Прасада залилось красноватым сиянием. Он крепче сжал «беретту» и, не говоря ни слова, направила ее в мою сторону.
— Прекрасный вечер для поездки, — сказал я. Ничто не сломало эту маску решимости, даже легкая улыбка.
— Ты был хорошей компанией, — продолжил я, глядя на «беретту», направленную мне в грудь.
Дверь открылась, и на переднее сиденье втолкнули двух дрожащих подростков с завязанными глазами. Затем дверь снова захлопнулась, но не раньше, чем мне удалось разглядеть ровную грунтовую дорогу и террасный склон горы.
Мне потребовалось чуть больше минуты, чтобы опознать новичков . Голфилд дал мне снимок двух своих детей, и с первого взгляда я понял, что Джинни и Марк присоединились к нам в машине. Девушка оказалась даже привлекательнее, чем на фото в паспорте. А что касается ее брата Марка, сходство с его отцом было почти сверхъестественным.
— Не разговаривайте, — рявкнул Прасад, хотя близнецы не осмелились произнести ни слова. «Беретта» теперь металась туда-сюда, указывая то на меня, то на двух перепуганных детей.
Дверца машины снова открылась, на этот раз впустив ослепительно красивую непальскую женщину лет тридцати пяти. Даже ее просторная армейская одежда, стандартная партизанская одежда во всем мире, не могла скрыть ее стройное, сладострастное тело, а надменное очарование, которое исходило от ее глаз, было очень очевидным.
Она сказала. — "Ты Картер?"
Я кивнул.
«Я Канти».
«Мозг "Шерпа"?»
— Не мозг, Картер. Душа "Шерпа", — ответила она с холодным пристальным взглядом. — Но это не твоя забота. У вас, конечно, есть бриллианты?
— Естественно.
— Очень хорошо, — сказала она. — Тогда мы можем перейти к делу.
Я сказал. — "А какие у меня гарантии, что вы не убьете нас всех на месте, как только я отдам алмазы?"
Я не хотел слишком походить на профессионала, так как они все еще считали меня обычным офисным работником. Но в то же время я определенно не мог поверить Канти на слово.
'Безопасность?' — повторила она. — Мы зашли так далеко, Картер. Нам не придется никого убивать, если вы отдадите нам алмазы, как договаривались. Ты понимаешь?'
Я понимал очень хорошо, но мне казалось, что она поймет пистолет гораздо лучше. Поэтому я кивнул головой и полез в куртку. Вместо аккуратной пачки бриллиантов я вытащил люгер "Вильгельмину". Люгер поймал рубиновый свет на приборной панели. На мгновение она, казалось, светилась, как уголь. Прасад напрягся, когда я вытащил Вильгельмину. — Разве ты не обыскивал Картера? — спросила его Канти.
Молодой человек опустил глаза и покачал головой с явным чувством отвращения к себе и унижения.
— Неважно, — сказала Канти, не дрогнув. Она повернулась ко мне, игнорируя пистолет, направленный ей прямо в сердце. — Если ты выстрелишь, Картер, Прасад убьет детей. Понял?'
— Отлично, — сказал я. — Но это та уверенность, о которой я говорил. Хорошо, я так понимаю, тебе сейчас нужны бриллианты?
Она кивнула и ждала в абсолютном спокойствии. Последней женщиной такого калибра, с которой я столкнулся, была принцесса Электра. И если бы я знал людей так, как мне казалось, Канти была бы таким же коварным и трудным противником. Но прямо сейчас я должен был играть по ее правилам, а не по своим. Держа палец на спусковом крючке, я свободной рукой выхватил бриллианты. Нейлоновая нить оторвалась от крепления. Очень медленно, чтобы меня не стошнило, я начал извлекать проволоку и трубку, содержащую целое состояние необработанных камней. Сказать, что три шерпа были удивлены, значит сильно преуменьшить их реакцию. Их глаза заметно расширились, когда нейлоновая нить удлинилась, и трубка медленно поднялась вверх по моему пищеводу. Операцию надо было делать очень осторожно. Одно неверное движение, один неуклюжий поворот пальцев, и бриллианты снова плавали бы в содержимом моего желудка. Самое сложное было, когда они достигли моего горла. Я открыл рот так широко, как только мог, подавляя позывы к рвоте, затем вытащил трубку.