Я лежал на животе, когда деревья пронзали свистящие пули. Кто-то увидел меня и не собирался отпускать без боя. В воздухе висел запах пороха, и горячие пули М-16 падали на землю, как кроличий помет. Я не шелохнулся, крепко прижался животом к твердой утрамбованной земле и стал ждать, пока ослабнет и прекратится стрельба.
Но этого не произошло.
Через несколько секунд выстрелили еще один магазин. Ветки летели по воздуху, когда пули издавали безумный, тошнотворный грохот. Треск автомата заглушал звук моего дыхания. Я держал голову опущенной и считал секунды, пока не услышал, как кровь стучит в моих висках с громким и ровным ритмом.
В тот момент, когда стрельба прекратилась, я вскочил на ноги и отпрянул в безопасное место за густым подлеском. Не прошло и тридцати секунд, как карабин возобновил свой гулкий огонь. Пули не приблизились, но и не улетели дальше. Чтобы найти патруль шерпов, мне пришлось сделать большую петлю, чтобы выбраться с другой стороны вооруженного отряда. До сих пор не было возможности узнать, сколько мужчин там было, что немного осложняло ситуацию, если не сказать чистое самоубийство. Но если бы я не увидел партизан, я бы никак не знал своих шансов и никак не мог бы найти их убежище.
Теперь, если я попаду под одну из этих смертоносных пуль М-16, бриллианты будут почти потеряны. Поэтому я держался как можно ниже и начал ползти через кусты. Не было никакого способа избежать острых как иглы шипов, которые разрывали мои рукава и голени. Ветки били мне в лоб, вновь открывая только что затянувшиеся раны; порезы, которые я получил в Амстердаме, подарок от двойного игрока Бала Нараяна.
Стук пуль стих, как припев песни, которую невозможно забыть. Я присел на корточки и выглянул из-за кустов. Я увидел что-то темное и смутное, двигающееся сквозь подлесок. Звук ломающихся веток становился все громче, и я напрягся перед неизбежным, чем бы оно ни было.
При этом это был один из партизан с острым концом металлического штыка, пристегнутого к стволу его карабина. У него был старый британский карабин Mk V для джунглей, а это означало, что в лесу спрятался как минимум еще один человек , готовый скосить меня кровавой очередью. Я никак не мог узнать, прикрыт ли непальский революционер. Но в сложившейся ситуации я не мог дождаться однозначного ответа «да» или «нет».
Именно тогда он обнаружил меня в подлеске. У меня не было времени, чтобы представиться, формально или неформально. С диким воплем человек бросился ко мне, его направленный вперед штык блестел в мягком пятнистом свете. Он был бесполезен для меня мертвым. А мертвый я сам был еще менее полезен. Так что в сложившихся обстоятельствах я мало что мог сделать. Выбор был за ним. Мне просто нужно было принимать вещи такими, какие они есть. И они пришли довольно быстро и смертельно.
Задолго до того, как партизан успел показать мне, как хорошо он владеет штыком, я встал и взял Хьюго в руку. Оскалив зубы, он набросился на него, капли пота выступили на его лбу и скатились по загорелым щекам. Острие штыка коснулось ремешка моих часов, и я метнулся в сторону, медленно двигаясь вокруг него.
Я закричал. — "Где Канти?"
Он не понимал английского и не собирался отвлекаться. Он был слишком занят, чтобы держать меня на острие штыка, и не удосужился ответить. Я видел, как его палец нежно скользнул к спусковому крючку его автоматического оружия. Я заткнул Хьюго за пояс и нырнул вперед, пытаясь обезоружить его. Мы вместе изо всех сил пытались выхватить друг у друга ружье, а я старался направить ствол в небо.
Если когда-либо и было время применить свои знания тай-квартер-до на практике, то сейчас.
Боковой удар в колено, и его нога согнулась под ним, как сломанная ветка. Мужчина взвыл от боли и гнева и отчаянно боролся, чтобы сохранить свою винтовку. Но я не собирался этого допускать. Затем мы оба оказались на коленях, раскачиваясь, как будто попали в циклон. С его губ лился непрерывный поток непальских проклятий. Я не собирался просить дословный перевод.
Я сжал кулаки и ударил его по животу быстрым и яростным мом-джонг-джи-ло-ки. Это был удар, который сломал ему ребра и грудину, и его тело рухнуло, как марионетка, у которой внезапно оборвались нити. Хватка лесного бойца ослабла, и в эту долю секунды я крепко держал карабин обеими руками, острие острого, как бритва, штыка упиралось в его выступающий кадык.