Первым делом я сломал ему ноги. Просто наступил, используя все силы, и превратил кости в крошево, затем так же поступил с руками. Мужчина пару раз отключался, и мне пришлось достать ещё один контракт, где хранились силы Милены, одной очень могучей целительницы. Этот контракт я на постоянной основе использовать не хотел, пришлось зачерпывать силы.
И разумеется, ломбардщик мне всё сказал. И кому продал перстень, и за сколько.
Его приобрел некий маркиз Григорий фон Крофт, дворянин и коллекционер. Судя по фамилии, не местный, скорее всего кто-то из западников, что живут по другую сторону искажения, что ныне занимает большую часть территории Европы.
Я немного изучал нынешнюю географию. В мое время карты чужих земель были не такими детальными, и я плохо представлял земли за пределами своего княжества. Сейчас же я мог смотреть на целый мир на экране маленького устройства. Центральная Европа безжизненна, там только монстры и хаотичные порталы, лишь на самом краю осталась цивилизация. Как я понял, вся западная Европа сплотилась вокруг католической церкви после появления искажения, и рыцарские ордена сотни лет воевали с монстрами из порталов. В данный момент Англия, запад Франции, Пиренейский полуостров и часть территории Африки являются единым государством, именующимся Романской империей. Возглавляет её первый отец, он одновременно исполняет роль императора и главы сильно реформированной католической церкви — Церкви Судного дня. От прошлой конфессии в ней осталось не так уж много, слишком сильно было радикальное течение верующих, проповедовавших, что искажение — это обещанный конец света, и всем людям покаяться в своих грехах. Может сейчас этот радикализм уже немного стих, но его отголоски остались, и порядки там до сих пор строгие.
Если на моей родине опорой императора было дворянство, то вот у первого отца главной опорой были многочисленные рыцарские ордена. Российская Империя с Романской формально считаются союзниками, ведь у нас был один враг, но из-за главенства церкви в делах европейцев они крайне консервативны, и, например, выходцы из других миров для них считаются такими же порождениями искажения. Так что конфликтов на религиозном фоне хватает, но общий враг сближает, поэтому две империи стараются сотрудничать.
И вот этот маркиз, судя по всему, романец, то ли бежавший с родины, то ли выполняющий тут какую-то дипломатическую миссию. Мне плевать. Важно лишь то, что у него вещь, которая ему не принадлежит.
Перед тем, как уйти, я забрал из сейфа ломбардщика четыреста пятьдесят тысяч, к которым я доложил свои пятьдесят. Перстень ломбардщик продал за пятьсот, и их я собирался вернуть этому маркизу в обмен на мою вещь. Больше ничего из вещей я не тронул, несмотря на то, что в сейфе ещё хватало денег. В конце концов, я не вор и чту договоренности. Ломбардщик не имел права продавать мою вещь, так что я просто аннулирую сделку за него.
Закончив с делами, я покинул ломбард и сел на пассажирское сидение черного автомобиля, назвал Олегу новый адрес и мы двинули в путь.
Ехать пришлось далеко. У этого маркиза усадьба в пригороде Острова, что южнее Пскова. Путь туда занял около часа, который я провел во сне. Мне редко что-то снится, а ещё реже это происходит за пределами постели, где я чувствую себя защищенным, но этот раз был исключением.
Мне приснился мой поход по мосту Тысячи лун, воздвигнутым моим старым другом Хадором. Это было делом всей его жизни — построить несокрушимый мост между двумя отдаляющимися мирами. Невероятный подвиг, который стоил ему жизни. И это был именно тот самый день. Я шел по этому огромному сооружению и видел его фигуру, стоящую на коленях впереди. Помню, какой восторг испытал, увидев это невероятное строение, в которое он вложил всего себя. И помню свою боль, когда тронул его плечо и понял, что он мертв.
И тем не менее, Хадор улыбался своей глупой, простецкой улыбкой, как в день нашего знакомства.
Проснувшись, я вздрогнул, закрутил головой и понял, что мы приехали. Олег остановил машину как раз перед крупными воротами, что вели на территорию усадьбы фон Крофта.
— Что с вами? — спросил Олег, заметив, что что-то не так.
— Дай мне минуту, — попросил я, и он вышел из автомобиля, а я спешно извлек из себя контракт Хадора.
Вот поэтому я не таскаю внутри себя контракты. С ними зачастую связаны подобные истории, они бередят старые раны. Прямо сейчас я словно вновь пережил день, когда погиб Хадор, и это было больно. Больнее, чем выстрел из дробовика в упор.
— Мне тебя не хватает, старый друг.
Я отправил контракт в хранилище, чувствуя, как наваждение проходит.