— Начну с перевозок, — решил я порадовать для начала Иосифа Виссарионовича. — По вашему списку мной проверено семнадцать маршрутов. Какие выводы можно сделать предварительно: скорость доставки увеличилась в среднем на десять-пятнадцать процентов. При более длительных маршрутах, где предполагается частая перекладка груза с одного транспорта на другой, скорость доставки должна увеличиться еще на какой-то процент — тут будет зависеть от маршрута и частоты смены транспорта.
Товарищ Сталин довольно кивнул, и принялся разжигать трубку.
— При перевозке было три случая попыток кражи. Во всех трех случаях воры пойманы по горячим следам буквально в течение суток. В одном из них был вооруженный грабеж с запугиванием. Как выяснила милиция — уже не в первый раз грабители такое практикуют. Вот только раньше скрыть пропажу части продукции перевозчику было легко, а сейчас — невозможно. Вот он и оказался меж двух огней: или продолжить покрывать грабителей, которые были с ним из одной деревни и угрожали расправой над его семьей, и самому сесть в тюрьму. Или же сдать их, надеясь, что наша милиция сработает быстро. Он выбрал второй вариант. В остальных случаях был сговор воров с перевозчиком. Попытались просто перерезать веревки, не трогая пломбу, а затем завязать разрезанную часть и списать на нерадивость проводивших укладку груза. Не получилось.
Я прервался, ожидая каких-либо комментариев со стороны Иосифа Виссарионовича. Но он пока молчал, лишь трубкой попыхивал. Тогда я перешел к другой, уже не столь радужной и оптимистичной теме.
— Начал работать с сотрудниками ОГПУ в качестве наблюдателя. Тут порадовать мне вас нечем.
— Вот как? — сделал вид, что удивился, товарищ Сталин. — Ну так вы не радовать меня туда отправились, а узнать, как ведутся дела. Так что не стесняйтесь, товарищ Огнев, продолжайте.
— Выводы пока делать рано, только промежуточные, — медленно начал я. — Однако и они говорят о том, что сотрудники ОГПУ — не компетентны в качестве следователей. Как аппарат принуждения или запугивания — да, они работают на «отлично». Но вот как таковых расследований они не ведут. Я поднял материалы по ранее возбужденным делам и даже не понял, за что и на каком основании задерживаются люди. Точнее, за что — это есть. Как под копирку. Либо контрреволюцию, либо воровство, либо саботаж им вменяют. Но откуда были получены сведения? Этого нет. Как проводилось следствие? Кого, кроме обвиняемого, опрашивали? Обычно таких или нет, или они тут же присоединяются к делу, как новые подозреваемые. Вы знаете, я учусь на юридическом, и как будущий юрист просто в шоке от этого. По сути получается, что людей просто хватают и заставляют признаваться в том, чего они может даже не совершали!
— Ну, это вы перегибаете, товарищ Огнев, — впервые не удержался от реплики Сталин.
— Если бы! При мне опрашивали четырех подозреваемых в контрреволюционной деятельности. Из того, что я услышал на допросе, имеет место быть неразбериха на местах, самоуправство, даже воровство было. Но вот именно контрреволюционной деятельности — нет. При этом на моих глазах следователь давит только на это. Чтобы человек признался в том, чего не совершал. Не ловит на не состыковках. Не приводит неопровержимых улик. Лишь упоминает показания свидетелей, при этом даже не устраивая им очной ставки. Не делает НИ-ЧЕ-ГО, что можно было бы отнести к ведению следствия!
— Хорошо, — хмуро кивнул Иосиф Виссарионович. — Я вас услышал, товарищ Огнев. Продолжайте наблюдать. Не все же в ОГПУ так ведут дела? Найдется хоть один, кто делает это ПРАВИЛЬНО?
Намек был более чем понятным, и я кивнул, принимая к сведению новое указание.
— Еще что-то?
— Да, товарищ Сталин, — я вздохнул. — Я вам уже упоминал, что из-за большой нагрузки мне нужен секретарь…
— Да, помню. Вы так его и не нашли? — хмыкнул генсек.
— Нашел, — удивил я его. — Но ведь человеку нужно платить. Да и его должность как-то оформить. А то он и время тратит и свои силы.
Я замолчал, ожидая ответа.
— Хорошо. Передайте товарищу Агапенко, — назвал он фамилию своего нового секретаря, — чтобы он подготовил документы на…
— Андрей Кондрашев.
— … на товарища Кондрашева. Это все?
Можно было бы подумать, что Иосиф Виссарионович меня поторапливает, но вопрос был задан спокойно, без недовольных ноток в голосе. Поэтому я все же решился спросить еще об одном деле.
— Я тут в газете статью прочитал о назначении товарища Жданова главой Главлита. Можно узнать — это реакция на то, что я вам рассказал о положении дел в литературе?
Иосиф Виссарионович добродушно хмыкнул.
— Да. Только не загордитесь, товарищ Огнев.
— С чего бы? — удивился я.
— Ну как же. Ваши слова влияют на смену людей на важных должностях в стране.
— Мне важно иное. Что товарищ Жданов планирует предпринять на этом посту? Закрутит «гайки», или подойдет к вопросу взвешено, учитывая всю сложность работы с творческими людьми?
— Вот вы о чем, — выпустил колечко дыма Сталин. — Не переживайте. Андрей Александрович печатное дело знает. Дров не наломает.
— Может ему кого консультантом дать? Из писателей?
Да, я все же решил попробовать протолкнуть Илью Романовича в Главлит. Те мои размышления по поводу дел товарища Сталина и что необходимо учиться доверять хоть в какой-то степени людям не прошли для меня даром. А то я уже каким-то параноиком становлюсь.
— И у вас есть на примете кто-то конкретный? — с понимающей улыбкой спросил генеральный секретарь.
— Скорее человек, который и поднял изначально эту тему. Я подумал, раз уж он так радеет за нее, то пусть и дальше помогает по мере сил.
— Это правильно, — неожиданно согласился со мной Иосиф Виссарионович. — И как его зовут?
— Говорин Илья Романович.
— Я передам товарищу Жданову, чтобы он встретился с этим писателем. Это же писатель, я верно понял?
— Да, все верно.
— Хорошо.
На этом собственно вопросы и отчеты у меня закончились, и товарищ Сталин меня отпустил. В приемной я передал секретарю генсека данные на Кондрашева и получил заверение, что в течение двух дней его оформят. Ну и отлично! Полностью довольный прошедшей встречей, я отправился домой.
После ухода Сергея, Иосиф Виссарионович сделал еще одну глубокую затяжку и задумался. В прошлый раз, когда парень только поднял эту тему, Сталин затребовал все материалы по поводу работы ОГПУ. Проблемы в этом ведомстве ему были известны, особенно прокуратура старалась, всячески очерняя ведомство Менжинского. Но их разногласия были понятны. Вопрос подчинения: прокуратуре не нравилось, что ОГПУ лично проводит суды, а не отдает дела им. Поэтому генеральный секретарь смотрел на доклады Винокурова через призму этой борьбы. Но когда примерно с тем же к нему пришел Огнев, вот тут Иосиф Виссарионович, что называется «сделал стойку».
Все, что сказал сейчас Сергей, подтверждали и доклады прокуратуры. Да и Сталин лично почитал некоторые материалы, поданные ему Ягодой. К сожалению, Вячеслав Рудольфович не мог держать руку на пульсе своей службы и за него все чаще ходил на доклад его заместитель.
Сейчас, после разговора с Огневым, генеральный секретарь понял, что материалы ему дали изрядно «причесанные». И уж если молодой парень, которого пока все эти подковерные игры не задели, говорит то же, что и доклады прокуратуры, то есть смысл серьезно вникнуть в дела ОГПУ. Конечно роль «пугала» для такой структуры очень важна. Но пугать она должна в первую очередь истинных врагов революции и страны, а не простой народ.
— Сергей Леонидович, — вызвал Сталин своего секретаря. — А назначьте мне встречу с товарищами Менжинским и Ягодой. В ближайшее время.
Неделя пролетела незаметно. Я все же попросил Андрея выделить в моем графике мне выходной. А то даже в воскресенье катаюсь на проверки погрузки-разгрузки. Проблемы там возникают редко. Хотя и бывают курьезные случаи. Например, в один из ящиков уложили выловленную рыбу, перед этим не укрыв ее даже бумагой. В итоге на месте выгрузки из щелей ящика сочилась вода, и вокруг него стояло сильное амбре подтухшей рыбы. Это один «умник» решил себя проявить и вместо положенной для транспортировки цистерны, использовал «новейший и передовой метод». Я на момент укладки не попал, зато нанюхался этой его «инициативы» во время выгрузки по самое не балуй. В итоге сделал себе пометку, четче прописать — какие товары и в каком виде необходимо транспортировать. А также прописать меры наказания в случае отхождения от порядка укладки товара в не подходящую тару.