– Ну, здравствуйте, – сказал он чисто по-русски, но с заметным акцентом. – Честно говоря, я не особенно надеялся, что нам удастся встретиться. Обстановка на этом участке меняется несколько раз в день.
– Нам надо спешить, – кивнул я. – Пока путь свободен, надо ехать. У нас здесь машина.
Спрашивать Бельца про документы я не стал. Какой смысл? Приедем в особый отдел, там и посмотрим, что он принес и как это сохранить и переправить в Москву. Вместе с перебежчиком, естественно. Немец кивнул и пошел рядом со мной к лесу. На ходу он распахнул брезентовый плащ, и я понял, что под ним был не автомат, это выпирал большой пакет, который перебежчик прятал в кармане, пришитом с внутренней стороны плаща. Пакет был объемистым, но, судя по всему, не очень тяжелым. Значит, в нем только листы бумаги, копии документов или сами документы. Но Бельц не успел ничего сказать. Слева спереди вдруг прошелестела очередь из немецкого автомата, потом еще одна, а в ответ сразу же резко протрещал наш ППШ.
Мы с Бельцем дружно попадали в траву и раскатились в разные стороны. Я слышал, как Сосновский кричал кому-то «стой!», потом раздались два пистолетных выстрела, и сразу же слева от меня затрещали кусты. Засада, понял я. Не совсем хорошо кто-то успел ее организовать, но все равно это засада. Человек, выскочивший из кустарника, державший в руках ППШ, не был красноармейцем, хотя на нем была соответствующая форма. Не знаю, каким образом интуиция меня не подвела, но я понял сразу, что это враг, и выстрелил короткой очередью в незнакомца, он рухнул в траву как подкошенный, успев выстрелить в меня. Пули пролетели над головой, я снова откатился, но теперь впереди, за деревом, проявился новый противник, который дал в мою сторону очередь. Почему он в меня не попал, хотя оттуда, стоя чуть выше меня, он хорошо видел мое распростертое на траве тело, было неясно. И вдруг еще одна очередь, и человек рухнул. И тут же появился Сосновский, который что есть мочи орал на весь лес, имитируя команды, приказывая окружать мельницу несуществующему взводу, называл какие-то фамилии и приказывал отрезать от реки диверсантов.
Действовал Михаил хорошо, эффектно. Но и он опоздал. Когда я повернул голову, чтобы посмотреть на Бельца, то внутри у меня все сжалось. Немец лежал на спине, вздрагивая всем телом, а из уголка его рта сбегала струйка крови. Рубашка на груди пропиталась кровью. В одной руке он держал пистолет, а вторая рука у него была пуста. Та самая рука, в которой он несколько секунд назад держал пакет. Я вскочил, но успел боковым зрением заметить движение правее и сразу опустился на колено. В меня выстрелил светловолосый человек в военной форме с петлицами лейтенанта и без фуражки. Я хорошо видел его руку с зажатым в ней пистолетом. Рукав гимнастерки чуть оттянулся, и на запястье я почему-то заметил шрам. Не знаю, как я сумел обратить на него внимание. Но в этот момент Бельц сумел поднять руку и выстрелить, и лейтенант исчез за деревьями.
Я зарычал от бешенства и бросился следом, но в этот момент на меня обрушилась автоматная очередь, щепки от сухого дерева попали мне в лицо, я упал, откатился в сторону и не глядя дал длинную очередь в ту сторону, куда побежал лейтенант. Рядом в землю угодили несколько пуль, и мне пришлось снова откатываться, меняя позицию. Я снова выстрелил и, вскочив, прижался к стволу толстой березы. На дороге, в полусотне метров впереди, взревел мотор легковушки, и машина, поднимая столб пыли, понеслась по грунтовке. Я поднял автомат, торжествуя, что могу еще попасть в машину. Она недалеко, но выстрелить я не успел. Страшный грохот разрыва опрокинул меня на землю, забив рот пороховыми газами и пылью. Я сразу вспомнил про тот злосчастный снаряд в овражке и на миг потерял сознание. Машина наверняка исчезла за лесом, а я с трудом поднимался, то и дело падая снова, и смотрел, как ко мне подбегал Сосновский.
– Ты живой? – выпалил он и тут же глянул вниз, на лежавшего немца. Бросив автомат, Михаил присел на корточки перед раненым. – Черт! Это кто? Он?
– Он, – прохрипел я, отплевываясь и тряся головой, – Бельц. При нем был пакет. Он не успел передать его мне.
Сосновский вытащил из кармана упаковку бинта, разорвал зубами бумажную оболочку и стал торопливо сворачивать тампон, чтобы поскорее закрыть пулевые раны на груди. Немец хватал его за руку и все пытался приподняться. Сосновский по-немецки пытался уговорить его лежать спокойно, но тут Бельц вдруг прошептал по-русски: