– Документы забрал… Этот человек, который стрелял, забрал пакет. Диверсант! Вальтер Фрид… Он украинский националист… Федорчук. Его группа действует в ваших тылах на этом направлении. Документы…
Я подошел к Сосновскому, склонившемуся над телом, и уселся рядом на землю. Михаил все еще держал в руках окровавленный бинт и смотрел на немца. Тот был мертв, а у меня внутри образовалась звенящая пустота. У Сосновского, наверное, тоже были такие ощущения. Мы провалили операцию. Провалили бездарно и окончательно. И нет нам никакого оправдания. Агент убит, и никакими сведениями с нашей разведкой уже поделиться не может. Документы похищены немецкими диверсантами. Что докладывать Платову?
– Ну? – коротко произнес Сосновский и повернул голову ко мне.
Звенящая пустота внутри рассеялась, а в голове возникли вопросы и сопутствующие мысли. Мне нужно было подумать, требовалось проговорить всю ситуацию. Это помогает увидеть ее как бы со стороны.
– Фрид-Федорчук, его группа работает в наших тылах, потому что немцы тут завязли, не получается у них мощный бросок до Москвы.
– Они знали о встрече с перебежчиком из абвера, знали о нем, месте и времени, – напомнил Сосновский.
– Ты прав, Михаил, но с этим мы разберемся потом. С этим разбираться придется самому Платову. А вот для нас важно другое. Побежали к машине! – подхватив с земли свой автомат, я побежал к берегу, чтобы мимо камышей добраться до нашей замаскированной машины. – По дороге я торопливо излагал Сосновскому свои мысли. – У нас есть шанс их догнать или не потерять из вида! Основная задача Фрида-Федорчука – диверсии в нашем тылу. Он опоздал, значит, вторую задачу ему поставили поздно, значит, немцы только узнали о предательстве Бельца. Фрид спешил, но у него все получилось. Предатель убит, а документы, которые он нес к нам, спасены. Понимаешь, вторая задача, помимо основной. А основная – помочь наступлению на этом участке фронта.
– Ты хочешь сказать, что Фрид прямо сейчас не бросится к своим передавать документы, захваченные у Бельца? – Сосновский споткнулся, выругался и снова догнал меня.
– Не бросится! – согласился я. Для меня это было очевидно. – Согласись, что это не так просто. Фрид не может просто так выйти к своим и на дороге перед танковой колонной поднять руку, мол, стойте, я свой. В советской форме, в полосе наступления, неудачного наступления! Его просто пристрелят. Сомневаюсь, что у него есть рация. Скорее всего, у него есть пароль к командирам немецких частей и передовых подразделений, по которому те поймут, что человек из абвера.
– Ну если ты прав, – Сосновский подбежал к машине и стал отбрасывать тонкие молодые осинки, которыми он вчера замаскировал машину, – тогда у нас есть небольшой запас времени. Фрид пока будет мотаться по нашим тылам, и как только возникнет удобный момент, сразу передаст захваченный пакет своему командованию. Абвер – военная разведка в составе верховного командования вермахта. Так что шанс добыть документы у нас есть. И надо как-то сообщить в особый отдел, чтобы организовали эвакуацию тел отсюда и по возможности их идентифицировали.
Я помог Михаилу отбросить в сторону срубленные деревца и кустарник и уселся на переднее сиденье. Сосновский сел за руль, повернул ключ в замке зажигания, но машина даже не отреагировала, она не издала ни звука. Стартер молчал, приборы на панели даже не шелохнулись, не дернулась ни одна стрелка. Мы одновременно бросились открывать капот и, открыв его, сразу все поняли. Провода были вырваны с корнем, а местами обрезаны. Чинить машину было нечем, да и некогда. Ясно, что диверсанты уйдут далеко и в неизвестном направлении, пока мы раздобудем транспорт и сможем броситься в погоню. Сосновский с ожесточением захлопнул крышку капота и посмотрел на наручные часы.
– Все, нам их не догнать, – Михаил угрюмо уставился на машину.
Я взял из машины свой автомат и замер от неожиданности.
– Слышишь? – Я повернул голову, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за леса. – Там изгиб дороги. Слышишь звуки моторов? Побежали!
– А если это немцы? – спросил Михаил, хватая свой автомат.
– Плевать! – с ожесточением ответил я. – Мы должны успеть! А если это немцы, то просто не выйдем на дорогу.
Не дожидаясь ответа, я бросился сквозь бурелом в сторону леса. Михаил бежал со мной рядом, задевая ветки, хрустя сухими палками под ногами. Мы уже не думали о том, чтобы не шуметь, о том, чтобы быть незаметными. Мы спешили в надежде, что на дороге могут оказаться наши, и ведь там были машины. И это значит, что мы могли организовать погоню за диверсантами, похитившими документы. Около тридцати минут безумной гонки, и гимнастерки стали прилипать к нашим спинам, сбившиеся мокрые портянки в сапогах начали натирать ноги. Но когда мы увидели дорогу и родные полуторки, то побежали еще быстрее, несмотря на усталость.