– Я не… Не понимаю. – Дмитренко снова облизнул пересохшие губы. – Я же все рассказал вам, я раскаялся и согласился помогать!
– Да ну? – Коган сделал изумленное лицо. – Раскаялся? И мне теперь сбегать за орденом для тебя? Или облобызать с благодарностью за такое счастье для Родины?
Борис неожиданно встал и, подскочив к диверсанту, схватил его за воротник гимнастерки. Тряхнув Дмитренко пару раз, он подтянул его лицом к себе и зарычал:
– Раскаялся или нет, но ты как был подонком, так им и останешься! Прощения хочешь, человеческого отношения к себе? Да ты даже не понимаешь, через что тебе надо пройти, чтобы не заслужить, нет – вымолить себе прощение народа! Матерей, стариков! Ты теперь должен из кожи вылезти и снова натянуть ее на себя! Наизнанку! Ты всю оставшуюся свою никчемную жизнь, если хочешь жить, должен ходить опустив глаза! Где Вальтер Фрид? Где его искать?
– Я не знаю. Он оставил нас и приказал искать подходы к станции, искать место для закладки взрывчатки.
– Значит, он должен вскоре вернуться? Как скоро?
– Он сказал про три дня…
– Куда он пошел? Другие группы, еще есть люди, кроме тех, что мы перебили?
– Думаю, что есть еще одна группа человек в десять, которая должна была взорвать какой-то склад. Или поджечь. То ли с продовольствием, то ли с бензином!
– Связь? Как он поддерживает связь с командованием?
– У нас не было рации, – замотал головой диверсант. – Мы получали приказ, и все, только его здесь и выполняли. Но я думаю, у Фрида еще был пароль для немецких командиров. На случай, чтобы не застрелили, чтобы знали, что он свой. Я думаю, что командиры частей на этом участке предупреждены, что здесь работает диверсионное подразделение.
– Так, уже лучше! – похвалил Коган. – Продолжай, покупай себе жизнь! Назови пароль!
– Onkel Albert bat mich, sich um Bert zu kümmern [2], – выдавил из себя диверсант и опустил голову.
Когда Коган, вытирая потный лоб платком, подошел к нам, выглядел он так, будто все это время копал траншею. Уставший, вспотевший, но довольный. Борис подошел к карте, встал рядом с Буториным и, глядя на карту, стал пересказывать все, что произошло во время допроса. Мы молча слушали, хмурясь все больше. Значит, не всю банду мы перебили, значит, угроза еще существует. И нет гарантии, что Фрид-Федорчук бросился к своим хозяевам передавать документы. Мог и отправиться выполнять другой приказ – взорвать какой-то склад.
– В чистом поле складов не строят, – сказал Буторин, проведя пальцами по карте. – Склады устраивают обычно там, где существуют подходящие помещения или здания уже не один десяток лет. Где к ним уже давно есть подъезды. Я имею в виду то, что это склады действующие и еще не вывезенные на восток.
– Какие склады могли еще не вывезти при приближении фашистов? – поднял палец Сосновский. – Те, что являются военными складами и предназначены для снабжения действующих частей. Склады дивизий и корпусов. Не ниже рангом.
– Но все же он мог и отправиться передавать документы, – напомнил я, – какому-то командиру одной из частей вермахта в удобном для этого месте. «Трое суток», он сказал?
– За трое суток по хорошей дороге и в мирное время можно уехать на две тысячи километров, – пожал плечами Сосновский. – Давайте попробуем сделать акцент на военное время, обстрелы, бомбежки, опасность встречи с нашими солдатами и почти полную невозможность использовать дороги для передвижения на автомобиле или мотоцикле. И на какое расстояние он сможет уйти за это время в наших условиях?
– Во-первых, Фриду нужно покинуть этот район, – начал загибать пальцы Буторин. – А он знает, что его группа почти уничтожена, о ней знает наша контрразведка и его ищут. Тем более контрразведка знает о документах, которые он несет с собой. Значит, он должен одним броском уйти подальше и затаиться, осмотреться, выбирая направление на нужное ему место для контакта с командиром определенного или любого немецкого подразделения. В любом случае это займет уже сутки.
– Я бы сказал, что он именно затаится, чтобы понять, какие мы предпринимаем действия, – возразил Коган. – Рваться сразу из этого района – означает действовать наобум. Фрид не такой человек, он наобум не действует. Я даже сомневаюсь, что в его планы вообще входит возращение к своей группе. Точнее, к остаткам своей группы. И фразу про трое суток я бы не стал воспринимать всерьез. Звучит правдоподобно, а это главное в общении со своими людьми. Чтобы у тех не возникло паники, чтобы они продолжали выполнять задачу.