– Ну и мы, положим, тоже здесь выполняем приказ своего руководства, – развел руками Сосновский. – Так что нет промеж нас здесь случайных людей.
– Дело плохо, товарищ майор, – не принял шутку Акимов. – Держаться-то мы держались, да только теперь в окружении мы. Приказ – держаться и прикрывать отход двух полков дивизии до сегодняшнего вечера. Да только идти нам теперь некуда.
– Без разведки вам отсюда не выбраться, – покачал я головой. – Нужно получить хоть какое-то представление о расположении сил врага и тогда думать, в каком направлении пробиваться.
– Да расположение известно! – махнул рукой лейтенант. – Мы вчера взяли двух языков, а еще к нам что ни день, то наши окруженцы прибиваются. Тоже приносят сведения о фашистах.
Он расстелил на пеньке карту, и мы склонились над ней. Акимов водил по карте кончиком карандаша и перечислял силы немцев на тех или иных направлениях. Получалось, что вокруг остатков батальона рассредоточились и заняли позиции около трех полков: два легких пехотных полка, батальон егерей, танковый батальон, саперный батальон и усиленный моторизованный батальон то ли разведки, то ли штурмового подразделения.
– Самый удобный путь, – я показал на карте, – это прорыв вдоль железной дороги через станцию и до реки. Мост здесь взорван, поэтому вам наперерез немцы ничего бросить не успеют. Главное, неожиданно оторваться от них.
– Это мы и сами скумекали, – поморщился от боли Дятлов. – Да только и немцы оказались не дураки. Они заминировали вот эти проходы и устроили там дзоты. С наскоку не пройти, а разминировать – это потеря во времени. Они поймут, что мы намерены делать. Была у нас идейка с Акимовым, да только не сообразим пока, как ее осуществить.
– Что за идея? – мы с Сосновским переглянулись.
– Как подкинуть немцам информацию о предполагаемом месте нашего прорыва к линии фронта, – пояснил лейтенант. – Ну а ударить в другом месте. Где нас не ждут.
– А времени на раздумья у нас уже нет, – добавил Дятлов. – С каждым днем нас обкладывают все плотнее и плотнее. Еще пара дней, и ни одного возможного места для прорыва не останется. Потеряем мы надежду на фактор неожиданности.
– У вас есть пленные офицеры? – спросил я.
Идея в голове родилась сразу. Тем более она может помочь выполнить нам и нашу задачу. Сосновский посмотрел на меня и, соглашаясь, кивнул.
– Желательно нашего роста и комплекции, – добавил он.
Дятлов и Акимов переглянулись, но потом до них дошло, что мы имели в виду немецкую форму для себя. Попытка убедить нас, что переодеваться во фрицев глупо, опасно и бесполезно, естественно, не удалась. Ведь у командиров появился шанс вывести людей из окружения, спасти их. Рисковали они только нашими жизнями. Мы с Сосновским тоже понимали, что риск довольно велик. Я до войны работал в разведуправлении, Сосновский вообще несколько лет проработал в Германии и тоже по линии разведки. И все же надеть немецкую форму и заявиться во вражеский штаб и с документами, подтверждающими намерения окруженной части вырваться в указанном месте и в указанное время, – это выглядело нереальным.
– Так какой документ вы хотели подбросить немцам? – отмахнувшись от возражений и сомнений командиров, спросил я.
– Ладно, черт с ними! – попытался весело улыбнуться Дятлов. – Хотите в петлю голову сунуть, мешать не будем. Вам виднее. А нет, так вместе будем помирать здесь, на этих позициях. А документ простой. У Акимова вон кое-какие бланки остались из документации штаба батальона. Заготовить приказ, который не прямо говорил бы, а намекал, давал повод думать, что мы будем прорываться на участке железной дороги и железнодорожной станции. А мы в это время ударим на Ижицу, через Моханный овраг, а в последний момент, когда сомнем передовые позиции немцев, неожиданно уйдем через болота на Хвалево.
– Через болота вывести больше сотни человек? – засомневался Сосновский. – Орудия, я так понимаю, вы взорвете?
– Именно! – убежденно подтвердил лейтенант. – У меня в батальоне есть трое местных, да пара окруженцев к нам пробилась через эти болота. Там пройти можно, они тропы уже наметили, знаки поставили. А на выходе в поселке какое-то немецкое инженерное подразделение стоит. У них транспорт есть. Раненых пока на руках вынесем, носилки уже делаются. А потом захватим транспорт и рванем к линии фронта. Там уже останется не больше тридцати километров. Да и сплошной линии фронта, мы думаем, пока еще нет. Пробьемся!
– По крайней мере, это реальный и единственный шанс пробиться, – поддержал лейтенанта комбат. – Бить в лоб – значит положить всех людей. Одно только огорчение, что нет у нас немецкой формы. А раздобыть ее – дело непростое и нескорое.