– Нет, – отчаянно замотала женщина головой и разрыдалась. – Там Федор, сторож наш, и Зиночка, племянница моя. Кто ж это такой-то? В крови весь, убить грозится! Фашист, что ли? Бандит?
– Фашист, милая, фашист! – перебил женщину Коган. – Сейчас мы его схватим. Ты, главное, скажи: других там нет? Других фашистов, бандитов на ферме нет?
– Никого нет, товарищ, никого. Мы только тут, у нас коровки две. Одна отелилась, теленочек еще слабенький. Не смогли перегнать с другими.
– Почему он стрелял, чего хотел? – снова остановил женщину Коган.
– Да я так перепужалась, что опрометью хотела броситься наружу, а он как выстрелит, тут у меня ноги и подогнулись. Говорит, еды чтобы принесла и чем перевязать раны, промыть, лекарства. Федора по голове ударил. Тот без сознания лежит, только стонет, а девочку мою, Зиночку, за ножку веревкой привязал к себе. Убить всех грозится, коли не исполню, что велел. Господи, что же творится-то на белом свете, как же мне жить-то…
– Все-все, успокойся! – Коган обнял женщину и прижал к себе, поглаживая по волосам. – Сейчас всех спасем. Ничего не бойся. Как зовут-то тебя, хозяюшка?
– Полиной кличут, Поля я. Я тут на ферме бригадиром была у доярок, за все отвечала. Вот и задержалась с остатками нашего хозяйства. А ты кто ж такой будешь, почто один-то шастаешь по лесу? И как ты совладаешь с этим-то в одиночку?
В голосе женщины появились нотки сомнения, а уж это было совсем ни к чему. Пришлось ее успокаивать, потому что без помощи этой женщины, без ее мужества и спокойствия, ее уверенности ничего не сделаешь. Сделать, конечно, можно все, но ведь мужчина и девочка не должны пострадать. Да и Фрида надо брать живым. Так что помощь будет нужна. Очень нужна. И Коган достал из нагрудного кармана гимнастерки удостоверение личности и раскрыл перед женщиной.
– Я майор НКВД, Коган Борис Михайлович. И я не один, тут еще мой товарищ. А этот в сарае – немецкий диверсант. Их целая группа, они хотели взорвать тут неподалеку склады со снарядами. Группу перебили, а этот раненый ушел. Мы гонимся за ним от самой железной дороги. Чуть-чуть не успели его взять, как он вашего Федора с девочкой на дороге захватил. Погодите-ка немного, я сейчас.
Коган подошел к двери и, приоткрыв ее, выглянул наружу. Буторина он заметил за углом соседнего дома. Сделав ему жест обойти дом и подойти к окну с противоположной стороны, он стал ждать, а Полину отправил к окну, чтобы дала знак его товарищу. Через несколько минут Буторин влез в окно, и Коган коротко пересказал ему, какая сложилась ситуация. Виктор некоторое время молчал, разглядывая Когана так, как будто видел его впервые. Наконец Борис не выдержал.
– Ты что? Что ты так на меня пялишься? Я предлагаю план. Дельный план!
– Боря, мы только сунемся, и он застрелит кого-нибудь. Полина войдет, и он девчонке к голове пистолет приставит или нож. Он боится всего, каждого шороха. К нему сейчас не подойти. А там Федор раненый, ему помощь нужна. Единственный надежный способ спасти людей – это застрелить Фрида через щель в стене, а он нужен нам живой.
– Ну и? – хмуро уставился на Виктора Коган.
– Полина, – не сводя глаз с напарника, позвал Буторин. – А нет ли у вас в доме какого-нибудь старенького замызганного платья, платочка старого, валенок, клюки старушечьей? Может, безрукавка какая с подпалинами есть?
– Зачем это вам? – не поняла женщина. – Есть кой-чего. Не выбрасываем. Жизнь-то не с особым достатком, всяко в хозяйстве может пригодиться.
– А затем, Полюшка, – улыбнулся Буторин, что из меня вряд ли путный образ получится, а вот из Бориса Михайловича с его носом прекрасная старуха выйдет. Прям Баба-яга из сказки. И скажете, что есть у вас повитуха, в травах толк знающая, зелья всякие варить умеющая. Вот вы ее к этому диверсанту и приведете.
– Ты что? – Коган покрутил пальцем у виска. – Тебе тут гримерка кинофабрики «Мосфильм»?
– Почти как павильон, – улыбнулся Буторин. – Свет тебе в спину будет, значит он не сразу разглядит черты твоего лица, да ты его не особенно и показывай. Знай себе ногами по земле шаркай. Главное, твой нос знаменитый чтобы ему показался.
– Не дает тебе покоя мой нос, – проворчал Коган и посмотрел в сторону двери. – Ох, припомню я тебе, Витя, этот любительский спектакль.
– Э нет, Боря, спектакль должен быть профессиональным, – весело возразил Буторин. – Сыграть придется так, чтобы даже Станиславский тобой возгордился!
Полина смотрела на мужчин, и взгляд ее теплел. В глазах стала исчезать тревога, появилась надежда, что все обойдется, что эти двое майоров из НКВД освободят близких людей, свяжут по рукам и ногам вражеского лазутчика. Прислушиваясь к звукам снаружи, оперативники подождали, когда женщина принесет целый ворох старой женской одежды. Потом ее отправили готовить еду и перевязочные средства, которые она должна отнести в сарай по требованию диверсанта, а сами остались преображать Когана. Самым сложным было то, что не было парика. Буторину хотелось, чтобы из-под платка выбивались седые неопрятные пряди волос старухи. Но от академического образа Бабы-яги пришлось отойти. Виктор надергал из стены старой пакли, которой были забиты изнутри стыки бревен избы. Если из-под платка на лбу будут торчать хоть какие-то волосы, будет уже хорошо. Для освещения в спину сойдет и так. Главное, чтобы маскарад выдержал всего пару минут «спектакля», больше не понадобится. Не лечить же Коган идет диверсанта. Главное – подойти вплотную.