Иногда Татьяна оставалась ночевать, но чаще Виктор провожал ее до электрички и возвращался в опустевший дом.
Правда, каждый день они виделись на работе. Это было мучительно и стыдно. Особенно для Татьяны. Ведь в том же институте заместителем Колпакова работал ее муж. А уйти с должности, бросить лабораторию Виктор не мог. Даже ради любимой. Слишком большой кусок его души занимали идеи и эксперименты. Если бы их не стало, Виктор вряд ли сумел бы заполнить образовавшуюся пустоту.
А потом Татьяна умерла. Вернее, ее убили. Вместе с дочерью. И у Виктора осталось одно - работа.
Если бы Колпаков мог обращать внимание на окружавших его людей - он бы понял, что и с работой творится неладное. Кто- то мешал ему. Постоянно. Начиная с разбитых окон в лаборатории и кончая анонимками директору института. Но Виктор не мог. Он не видел ничего вокруг кроме своего горя и новой идеи.
Постепенно идея развивалась, превращаясь из чисто теоретической в реальную разработку. Она обретала новые подробности, обрастала нюансами и становилась все конкретней с каждым днем. Она, конечно, не могла вытеснить горе, но отодвигала его в дальний угол сознания. И помогала держаться, не соскальзывая в черную муть безнадежности и алкогольного забытья.
Да, Виктор не мог вернуть жизнь погибшей Татьяне. Но он был близок к другому - не менее гениальному открытию. Он понял, что скоро сумеет возвращать людей, еще не потерянных, но уже стоящих на грани. На грани жизни и смерти.
Ему оставалось сделать буквально один шаг.
Глава 3
Июль 2000 год
Они лежали на старой кровати с ржавыми спинками. Пропитанный за зиму плесневелой сыростью матрас отяжелел, и панцирная сетка почти касалась разбухших половиц.
За окном кто- то завыл - тонко, протяжно. Вой то прерывался судорожным всхлипом, то возникал с новой силой.
Виктор перевернулся на спину, но тело Татьяны тут же скатилось к нему, прижав потной тяжестью плечо и руку. Через пару минут он почувствовал тысячи мелких иголок, вонзившихся в кожу и затекшие мышцы.
Вой за окном стал тише, будто отдалился, но к нему добавились новые голоса.
Виктор открыл глаза. В полутьме он увидел низкий облупившийся от времени потолок, цветастую занавеску, казавшуюся сейчас черно- белой, и приклеенный к стене лоскут фотообоев в обрамлении березовых поленцев. Маленький Витя часто мечтал шагнуть через самодельную рамку и оказаться в сосновом лесу на посыпанной хвоей извилистой тропе.
Снаружи загудело низко и грозно. Отдаленный вой превратился в отрывистое жалобное поскуливание.
Проснулась Татьяна. Открыла красные бессмысленные спросонок глаза, испуганно обняла Виктора:
- Что это?
От дробного грохота Виктор на секунду оглох. Как в немом кино, он увидел, что стена с фотообоями накренилась, а потолочная балка ринулась вниз. Промелькнуло бледное, застывшее от ужаса любимое лицо и ...
Звук появился так же внезапно, как и пропал. Тоненько визжала Татьяна, скрипели порушенные доски, звенели осколки разбитого стекла.
Потолочная балка легла вдоль кровати, удерживаемая ржавыми спинками. Но кровать скрипела, трещала, и балка могла обрушиться в любое мгновение. Виктор попробовал пошевелиться. Руки двигались, голова поворачивалась, но вот ноги... Ноги намертво защемило задней спинкой кровати, прогнувшейся под непосильной тяжестью, и треснувшей доской разрушенной стены.
- Таня, ты жива? - глупо поинтересовался Виктор у охрипшей от визга подруги. - Тебя придавило?
Она всхлипнула, икнула и сжалась в комок.
- У тебя все цело? - продолжал Виктор.
- Вроде, все, - прошептала в ответ Таня. - А у тебя?
Виктор кивком указал ей на защемленные ноги.
- Очень больно? - спросила она.
- Нет, я их не чувствую, - неохотно признался он. - И вылезти не смогу.
Таня испуганно всхлипнула.
- Тише, тише! - попытался успокоить ее Виктор. - Осторожно попробуй доползти до окна и выбирайся на улицу. У тебя мобильник где?
- Под подушкой, - ответила Таня. Она всегда на даче держала мобильник рядом, когда спала. То ли боялась ночных грабителей, то ли пожара, то ли проспать на работу. Она говорила, что телефонный будильник не подвел ее ни разу.