- Спасибо вам, что не оставили нашу просьбу без внимания. Сразу видно, человек вы предусмотрительный и благоразумный.
- Что? - прохрипел Васильев. - Что вам еще от меня надо?
- Пока ничего. Просто хотим вам напомнить, что мы не забыли, как вы собственноручно (наверное, свидетелей не хотели?) подложили в первую экспериментальную лабораторию паяльник и включили его в сеть. А под паяльником всю опытную документацию сложили. Аккуратной такой стопочкой.
Ну, прямо скажем, нам- то даже на руку вышло.
А вы, Егор Иванович, простить не смогли, что все министерские денежки мимо ваших рук в другое отделение уплыли? Отомстить Колпакову решили?
- Это неправда! Я хотел прервать опаснейший эксперимент! - выдохнул Егор Иванович и вдруг почувствовал, как тупая, но огромная игла шевельнулась под сердцем.
- Правда, Егор Иванович, правда. Ну, пожар получился на славу! И Колпакова вы доконали. Как он красиво застрелился! Прямо на руинах сожженной лаборатории!
Вы же убийца, Егор Иванович!
- Да как вы смеете! - Васильев попытался что- то еще сказать, но боль в груди стала такой давящей и непереносимой, что в глазах потемнело, и мобильник выскользнул из ослабевшей руки.
Секретарша зашла за посудой из- под кофе через пятнадцать минут и обнаружила шефа, неподвижно лежащего на ковре. Она срочно вызвала дежурных медиков своего отделения. Те примчались в течение трех минут. Но реанимационные мероприятия не помогли.
Егор Иванович Васильев скончался, не приходя в сознание.
Глава 60
Июнь 1969 год - Декабрь 1980 год
Жизнь у Олечки Потаповой изменилась буквально за один вечер. Рассказали бы - не поверила.
Она, счастливая, легкая, двадцатилетняя, возвращалась домой с дня рождения подруги. Кончался июнь, а вместе с ним душная сессия, когда приходится зубрить по ночам непонятные латинские термины, а днем заниматься в анатомичке, затыкая нос и старательно держа себя в руках, чтобы не упасть в обморок.
Может, зря она пошла по родительским стопам в медицинский? Вроде бы уже на третьем курсе учится, а к виду (бр- р, даже говорить не хочется) оголенных человеческих мышц и трупному запаху привыкнуть так и не смогла. То ли дело ее приятели- однокурсники: сами труп препарируют, а сами бутерброды с колбасой лопают!
От подобных воспоминаний в горле у Олечки появился плотный комок, и ей ужасно захотелось покурить.
«Дома, в ванной покурю!» - решила она и вошла в подъезд.
Обычно там царила глухая тишина, но сейчас до Олечки долетели истерические женские крики, перебиваемые мужскими, краткими, но емкими. Олечка удивилась, потому что голоса показались ей знакомыми.
Она вызвала лифт, доехала до своего четвертого этажа, вышла и...
Лучше бы она не выходила! Лучше бы она задержалась на полчаса у подруги, помогла бы посуду помыть или просто шла помедленнее, тогда, может быть, и не увидела этого позора.
Отец стоял на лестничной площадке в костюме и галстуке, придерживая левой рукой большой коричневый чемодан с яркими наклейками. Олечка помнила: с этим чемоданом отец ездил в загранкомандировки и очень любил его. Считал, что приносит удачу в пути.
На пороге квартиры, опираясь спиной о косяк, в полураспахнутом шелковом халате из- под которого торчала неприлично- розовая коротенькая комбинация, стояла мама. Глаза ее, опухшие и красные, смотрели на отца с такой ненавистью, что Оле стало страшно.
- Уходи! - кричала мама. - Уходи к своей шлюхе, и чтобы ноги твоей тут больше не было! Какая же ты сволочь! Как же я могла столько лет прожить с подонком!
- На себя- то посмотри! Сколько мужиков в дом приводила, пока я по командировкам мотался? Думаешь, я не знаю? - отвечал отец, но отвечал странно спокойно.
- Ах, ты еще меня обвинять вздумал?! Ну да, да! Я тебе изменяла, потому что ты - бесчувственный мужлан!
Олечка остолбенела.
- Все! Я ухожу! - рявкнул отец, подхватил чемодан и, похоже, даже не осознав, кого отталкивает от дверей лифта, ворвался в кабину.
- Мама, - пробормотала Оля, - мама, как же так?
- А вот так! - неожиданно злобно ответила мать. - Чего глаза вылупила? Взрослая уже, должна понимать!
- Что понимать? Что? - прошептала Оля сквозь слезы.
- Пошли в квартиру, и так на весь подъезд цирк устроили, - буркнула мать и отодвинулась, пропуская Олю.
Отца Оля больше не видела. Мать, проплакав неделю, собрала вещи и переехала к любовнику - бурно как на дрожжах богатеющему фарцовщику.
- Ты своего счастья пока не поняла, - сказала она плачущей Олечке. - Тебе двадцать лет всего, а у тебя квартира трехкомнатная, сама упакована как картинка. И потом, я тебе обязательно буду деньгами помогать. И звонить, конечно. Только ты меня не отговаривай. Я еще молодая, я еще в свое удовольствие пожить хочу!