После одной резкой фразы, после одного презрительного взгляда.
Вовка начал отдаляться от Вики так внезапно и стремительно, что она даже не успела сообразить: это конец. А когда поняла, ее пронзила жгучая боль, и вся остальная жизнь без него показалась бессмысленной. Она лихорадочно пыталась сохранить хоть какие- то, пусть просто дружеские отношения, но ничего не получилось.
Вика вспомнила последний разговор с Вовкой до его свадьбы. Они стояли в пропахшем мышами подъезде, и Вика рыдала сначала у него на плече, а потом уже просто свалившись без сил на грязные серые ступеньки. Он бормотал что- то про настоящую любовь, которая бывает только взаимной, про то, что своей Але он может довериться до конца, и она никогда не предаст. А Вика что? Вика как ветер в поле. Сегодня она вроде бы любит его, а завтра презрительно отправит вон. Ведь ей же с ним тесно. Ей нужны свобода и простор. И никакого быта.
А Вика все плакала навзрыд. Потом слезы кончились и она начала икать, а Вовка схватился за сердце.
Как Вика жила полгода после его свадьбы, она помнила смутно. По вечерам, в то самое время, когда раньше она приходила к нему, у нее начиналось что- то вроде наркоманской ломки. Ей было трудно усидеть на месте, книжки не читались, разговоры с подругами казались глупыми и ненужными, а иногда она чувствовала, как нервы натягиваются до предела и выкручивают суставы.
Но занятие Вика себе нашла. Она достала старую гитару, на которой с детства мечтала научиться играть, поменяла пластиковые струны на металлические, купила самоучитель и начала заниматься. Трудно это, когда все делаешь сама и некому показать ни элементарных приемов, ни простейших аккордов. Она давно сочиняла стихи, а теперь придумывала для них несложные мелодии, и получались песенки. Вика даже записывала их на старом, принесенном подругой магнитофоне, и карандашом рисовала обложки для кассет. Впрочем, кассет у нее было немного - всего две или три.
Однажды осенью лучшая Викина подруга Иринка простудилась и попросила Вику сходить в аптеку. Кроме антигриппина и капель от насморка Вика купила для нее маленькую бутылку настойки овса.
Вечером Вика с Иринкой выпили сначала «овес». Им показалось мало. Тогда они допили спрятанные у Иринки в тумбочке остатки водки для компрессов, но и это их не удовлетворило. Иринкин отец со смехом предложил им догнаться разбавленным медицинским спиртом, и они согласились. Отец сидел с ними на кухне, наблюдая, как быстро в стельку надираются его дочь и Вика, которые и по праздникам- то больше бокала шампанского никогда не выпивали, и, посмеиваясь, учил их пить спирт. Сначала глотнуть, потом резко выдохнуть (или наоборот, Вика уже не помнила).
После первой рюмки спирта Вика пожаловалось Иринке, что в последнее время гитара у нее как- то не так настраивается.
- А давай Вовке позвоним! - осенило Иринку. - Пусть зайдет к тебе и настроит.
- Так он же женат! - нелогично заметила Вика.
- И что? Гитару настраивать разучился? - возразила Иринка. - Все, я иду звонить.
В общем, они позвонили. Только вот, о чем говорили, забыли сразу же.
Кончилось дело тем, что вернулся с работы Иринкин парень, охнул, увидев двух непотребных красавиц, и растащил по местам. Иринку - в комнату на кровать, а Вику довел до дома. Вика смущалась, не хотела держаться за его руку, но потом сдалась, потому что ей все время лезли в глаза какие- то ветки. Какие ветки? Откуда?
Дома Вика начала безостановочно икать и, увидев на столе огромный разрезанный арбуз, решила заесть икоту арбузом. Она ела кусок за куском, а икота все не проходила. Наконец, несчастный желудок, не приученный к подобным издевательствам, не выдержал, и все свое содержимое вытолкнул наружу. Вика даже до ванной добежать не успела. Ее рвало на плинтус между комнатой и прихожей, а она хохотала и приговаривала: «Как легко! Никогда мне не было так легко!»
На следующее утро пришла расплата. Вика сорок пять минут тряслась в трамвае, чувствуя, что умирает. В расписании занятий стояла всего одна пара - лекция. Можно бы и прогулять, но преподаватель обещал раздать темы для рефератов.