Но злость, как Саша скоро сообразил, пошла ему на пользу, поскольку она заставила работать мозги с невиданной доселе скоростью. И вот какие возникли варианты. Похоже, они стоили отдельного разговора.
«Вариант первый, — так начал Турецкий диалог с самим собой. — Я напрягаюсь, собираюсь в кулак, как перед выходом на татами, то есть самбистский коврик моей далекой юности, и играю блиц. При этом, опираясь на некоторый опыт только что законченного дела Киргизова, в считаные дни отыскиваю виновного и тут же загоняю дело в суд. Можно ли назвать этот ход идеальным? Да. Но, как все идеальное, он практически невыполним. Стоп! Красный свет. Кому: мне или варианту? Ах, перекресток! Значит, стоим оба.
Другой вариант. То, что муровцы под руководством Юры Федорова сумели, с моей, разумеется, помощью, вычислить и взять киллера, расправившегося с Киргизовым, говорит не только об умении сыскарей, но и об определенном и, кстати, немалом проценте удачи. Дел, чтоб одно к одному, — не бывает. Поэтому в данной конкретной ситуации надо иметь в виду, что киллера, возможно, уже устранили. В криминальной среде это скорее порядок, нежели исключение. Но если обвиняемого уже нет среди нас, дело, по существующим правилам, прекращается довольно быстро. Без особых проволочек. Загвоздка состоит лишь в том, что убийцу-то мне все равно надо установить. Дело, как говорится, за малым: я должен прежде всего определить круг лиц, составляющих противоборствующую сторону. Иначе говоря, всех тех, кому назначение Алмазова на пост председателя Центрального банка Российской Федерации было как вострый нож в задницу. Причем покойный ныне Киргизов был по-своему уникальной личностью, обладающей поразительным умением заводить врагов. Образ же Сергея Алмазова мне абсолютно не ясен. А потому и круг противостоящих ему может оказаться совсем иным.
Так, идем, вернее едем, дальше. Предположим, что личность преступника устанавливается и он оказывается жив-здоровехонек. Но… поскольку, естественно, находится в бегах, и скорее всего за одной из прозрачных или полунаших границ, его розыск мое высокое начальство по дипломатическим каналам и согласно договоренностям высоких лиц поручает братским органам госбезопасности и внутренних дел. И пока оперята шустрят и, высунув языки, носятся по необъятным просторам бывшей общей родины, производство по делу приостанавливается. А следователь, то бишь аз грешный, преспокойно и с чистыми руками и отмытой совестью отбывает на заслуженный заграничный отдых. Вот такой вариант, конечно, устроил бы меня в наибольшей степени…»
Но у этой «правовой» мозаики, что сложилась довольно четко в грешной голове следователя Турецкого, был один хоть и небольшой, но, увы, весьма существенный недостаток: дело в том, что выбор варианта принадлежал не ему. И он как-то об этом догадывался.
С этой мыслью он и открыл дверь грязновского приватизированного апартамента…
7— Вся беда в том, Слава, что выбор варианта принадлежит не мне. Ибо не в моих силах ни убить преступника, ни услать его в бега. Значит, остается самый ненадежный, но решительный ход: играть блиц. Другого выхода у меня попросту нет. Конечно, еще не вечер… то есть сейчас-то именно вечер, но я другое имел в виду… Ты понимаешь?
Это он вводил своего закадычного друга, отстегнувшего ему, бесприютному, угол в своей квартире, бывшего подполковника милиции, бесстрашного в недавнем прошлом муровца Славу Грязнова в курс дела, которое Турецкому сегодня всучили в производство.
Грязнов с несвойственным ему некоторым высокомерием перебил вполне зрелую мысль друга:
— А что это вы, позвольте спросить, за дрянь лакали тут с молодым, но подающим большие надежды романовским младшеньким?