Мать обладала крепким наследственным здоровьем и не помню случаев, чтобы она в годы моих детства и юности когда-то болела. С её слов известно, что даже в период колчаковщины, в 1921–1922 годах, когда свирепствовал тиф, им болели отец и шестеро их детей, похоронив их всех и с трудом выходив отца, она, единственная, оставалась здоровой и не упала духом. У неё после всего этого хватило сил и воли в тридцатидевятилетнем возрасте родить меня, а через два года, 2 мая 1927 года брата Сашу, и ещё через два года, 18 января 1929 года, брата Ивана.
Не зная устали, мать обеспечивала наш дом (безусловно, с участием остальных членов семьи) всеми необходимыми запасами, огородными овощами и дарами природы (грибами, различными ягодами и т. п.). Как добрая, сердечная и заботливая мать она всегда особую заботу проявляла о том, чтобы её три сына были хорошо одеты, обуты и накормлены. Навсегда остались незабываемыми случаи, когда в сильную зимнюю пургу, в выходные дни, не дождавшись моего появления дома из Чанов, где я учился в школе, что в 18 километрах от дома, она, рискуя жизнью, приходила ко мне с приготовленными полуфабрикатами еды (пельмени и прочее). Не могу не вспомнить и о том, как резко пресекая иногда попытки отца наказать кого-либо из нас, сыновей, за какие-нибудь провинности ремнём, брала в таких случаях полотенце, шлёпала им провинившегося и комически-шутливо приговаривала: «Вот тебе, вот тебе».
В то же время, с самого раннего возраста воспитывала у своих сыновей устойчивость к трудностям, умение держать удар, и не любила, когда кто-то из нас на что-то жаловался, а поэтому мы и не допускали этого, в какие бы крутые и трудные ситуации ни попадали.
Нас, трёх братьев, всегда объединяла взаимная привязанность, тёплая дружба, заботливое отношение друг к другу, родительская любовь, внимание и забота.
В нашей семье мама была бесконечно родной и близкой главой порядка, человеком высоких моральных критериев и требовательности. Мы никогда не видели её усталой, хотя и несла самую тяжёлую ношу. Мы, братья, это понимали и старались всячески ей помогать в «женском» труде: мыть полы, застилать, как выражалась мать, с любовью постели, ухаживать за массой комнатных цветов, и т. д. Её милое для нас лицо, залитое румянцем деревенского загара, всегда было приветливым к нам, детям, всегда мы видели на нём ласковое, любящее выражение.
Мы любили свою мать. И вообще считаю, что влюблённость в женщину берёт своё начало от влюблённости в мать и наследуется с той же силой чистых чувств. Это потрясающее состояние, по-моему, самое-самое что ни на есть серьёзное. Его всегда вольно или невольно чувствуешь, но сформулировать его суть крайне сложно, а поэтому единого понимания у человечества не существует, более того, нет какого-то общего понятия, как оно появляется при выборе супружеской пары и почему, иногда без видимых причин заканчивается. При этом всегда остаётся понятной, конечно, другая любовь – к матери, в целом к родителям, детям, внукам и правнукам.
Отец в семье находился как бы на втором плане, но не уступал никому, в том числе и матери, своего влияния на нас, сыновей, в вопросах образования и начитанности, формирования души, состоянием которой, вероятно, и отличается один человек от другого как совершенно невероятное библейское создание.
Говорил отец всегда медленно, но так весомо, убеждённо и достоверно, используя свои большие познания, что почти всегда не оставлял возможности спорить с ним. В то же время доброжелательно относился к собеседнику и внимательно выслушивал его, когда тот сообщал ему какие-то новые знания или интересные идеи. Будучи организатором церковного хора, обладая приличным баритоном, пользовался у односельчан постоянным уважением и авторитетом. Их в чём-то, не встречая с его стороны возражений, могла не признавать только мать. Ав семейных делах она была настолько щепетильна, что вообще никаких авторитетов не признавала. Может показаться странным, но именно на такой основе они мирно в любви прожили всю свою совместную 48-летнюю жизнь.