— Терпи, Юрочка, терпи… — словно молитву бормотала Ирина. — Сейчас легче станет…
— Уйдите, Ирина Леонидовна! — раздалось у нее над ухом. — Лучше я…
Подскочивший Пончик подхватил раненого под мышки и с неожиданной для своей комплекции быстротой уволок за машину. Ирина шмыгнула следом.
— Жгут сделай!
— Чем?! — растерялся Прошкин. — У меня ремня нет. Все малы…
— В машине аптечка, там фирменный, — Ирина снова вытащила бинокль и направила его в сторону горы…
Через час на кухню заглянул человек со странной фамилией Пониматкин.
— Отправили? — Ирина подняла на него глаза, полные слез. Она нарезала лук — аккуратными колечками, словно ничего не случилось.
Володя кивнул и опустился на лавку.
— Степаныча в Ханкале за прежние ЧП сейчас, поди, всем кагалом имеют, а тут — еще одно. Прямо «к столу». Все, теперь отряд проверками задолбают… Мы еще, когда Ковригу отвозили, боялись, что Новикова снимут. А врач в госпитале сказал, что для наших, похоже, отдельную палату резервировать надо. Накаркал… Юрку, кстати, с Коврижкой рядом положили. Будет с кем пузырь раздавить на сон грядущий.
Ирина бросила лук в кастрюлю и, помешав в ней поварешкой, села напротив оперативника.
— Слушай, Володя… Ты бы поговорил с нашими рейнджерами. Только доходчиво. Объясни им, что до склона, с которого снайпер работает, расстояние по прямой — почти километр. У «Калашникова» же эффективная дальность — четыреста метров, так что толку от их пальбы — никакого. Только если на излете достанут, и то случайно. Как Степаныч говорит, окрестных сусликов пугаем. Пулемет, конечно, на такой дистанции возьмет, но и из него по горам палить не видя цели — тоже одна трата патронов. К тому же село рядом. Если, не приведи бог, кто-то из местных там случайно окажется и под пулю попадет, Степаныча вообще посадят.
Пониматкин не возражал.
— Ладно, переговорю… Кстати, о снайпере. Я, собственно, зашел сказать, что наши с тобой догадки, похоже, в точку попали… Не находишь?
— Похоже…
— И?
— Придется ждать, — Ирина помешала варево. — Накрывать его можно только на позиции.
Оперативник на секунду задумался.
— Ты, конечно, права: на позиции — оно лучше. Только сколько ждать? Тут нужно найти какой-то ход. Подогреть ситуацию… Есть у меня одна идейка…
Он двигался в предутренней мгле, прячась за стволами деревьев, внимательно глядя под ноги, стараясь ступать неслышно. Свои растяжки — наизусть знал, глухой ночью мог пройти. Но теперь кто здесь только растяжек не ставит…
К схрону он выходил с подветренной стороны. Метров за пятьдесят остановился, вслушался, затем осторожно втянул ноздрями воздух. Словно волк. Ветер не донес ни посторонних шумов, ни посторонних запахов. На всякий случай он выждал еще немного, затем продолжил путь.
По этой тропинке после его позавчерашней «охоты», похоже, не ходил никто: две сухие веточки, крест-накрест положенные возле корня узловатой старой сосны и чуть прикрытые прошлогодней листвой, не были повреждены. Паутинка между двух свисающих ветвей — тоже цела. Как и тонкая, практически незаметная леска растяжки, которую он поставил уже перед самым схроном.
Осторожно переступив леску, он присел, запустил пальцы под пласт дерна и отвалил его в сторону. Потом внимательно осмотрел поверхность обнажившегося деревянного щита, что закрывал яму. Здесь тоже ничто не вызвало подозрений. Подковырнув пальцем землю, нащупал сбоку на щите металлическое кольцо и, осторожно сняв его с гвоздика, откинул крышку. Тоже сюрприз для излишне любопытных: к кольцу этому был прикреплен конец короткого троса, а другой — привязан к чеке гранаты, закрепленной на крышке спрятанного в схроне чемодана.
Достал из чемодана камуфлированный комбинезон, быстро надел его поверх одежды. Затем извлек из ямы снайперскую винтовку Драгунова, прозванную в народе просто СВД, но от этого не ставшую хуже. Вернул чемодан на прежнее место. Снова зацепил кольцо за гвоздик на щите, небрежно прикрыл его листвой и ветками. Со стороны, если приглядеться, заметно, но… Этот схрон ему больше не нужен. А те, кто будет его искать, — легко найдут. Вместе с… маленьким сюрпризом.
Он не испытывал никаких угрызений. Не он начал эту войну.
Ирина поежилась. Нет, это не был холод, хоть утро и выдалось свежим. Скорее, волнение. А точнее, своего рода предстартовый мандраж. Чувство, знакомое любому опытному снайперу и спортсмену. Часами лежишь в засаде в ожидании объекта и вдруг ощущаешь какой-то внутренний толчок. Это объект сам дает о себе знать. Ты его не видишь, просто ощущаешь его присутствие. Словно потянуло особым холодом, каким-то потусторонним ветерком.