Все пострадавшие, как один не обвиняли никого, кроме себя самих. Чуть ли не одинаковыми словами говорили, что виноваты сами и очень сожалеют, что расстроили своим поведением царя и царицу-матушку!
А Николай и Елена с грустными сочувствующими улыбками их выслушивали, ободряли. Митрополит благословлял, проверенные репортёры, которых притащили орлы Ширинкина, всё снимали. Потом император толкнул краткую речь о том, что лечение всех раненых будет за счёт семьи Романовых, всем будет выплачена компенсация, в случае утраты работоспособности будет назначена пожизненная пенсия. Семьи погибших получат тысячу рублей, похороны будут осуществлены на царские средства. Кроме того, Николай указал учредить комиссию под председательством Великого князя Сергея Александровича по сбору пожертвований для пострадавших с целью выделения в дальнейшем ежегодных пособий.
Закончил свою речь Николай тем, что приказывает все празднества прекратить, а сам он вместе с супругой удалится в один из монастырей в окрестностях Москвы, чтобы помолиться за невинно убиенных.
И шо тут началось?! Граф Пален, будучи верховным маршалом церемонии священного коронования императора, тут же поддержал Николая, да ещё и посоветовал строго наказать виновников, не считаясь с положением, занимаемым лицами. При этом кровожадно посматривал на Сергея Александровича. Великий князь в ответ на этот выпад тут же заявил о своей просьбе к императору принять его отставку, как Московского генерал-губернатора.
Победоносцев тут же указал, что такие действия могут смутить умы и произведёт дурное впечатление на принцев и иностранных представителей, собравшихся в Москве. При этом Константин Петрович логично указал на то, что невозможно остановить уже начавшееся народное гулянье, в котором задействовано больше полумиллиона человек. Причём многие из них проделали долгий и трудный путь из соседних губерний, чтобы попасть на этот праздник, увидеть своего Царя и получить от него подарок.
Общими усилиями свита убедила Николая, что народное гулянье, не смотря на произошедшие скорбные события, надо продолжить, пусть и в усечённом формате. Маркиз де Монтебелло обратился к Николаю и предложил перенести на более поздние дни бал, которое сегодня готовило французское посольство, на что тот с благодарностью согласился.
После этого французский посол откланялся, так как ему надо было решать неотложные задачи по переносу торжества, а император со своей свитой направились кортежем на Ваганьковское кладбище. До четырнадцати часов, когда по программе царская пара должна была появиться на Ходынке, было ещё три часа.
Картина перед кладбищем была ещё та. Представьте себе больше десяти рядов трупов, по пятьдесят погибших в каждом. Такой прямоугольник сто на пятьдесят метров. Честно говоря, впервые за обе жизни видел такое количество мертвых гражданских в одном месте. Особую жалость вызывали несколько детских трупов.
Если уж меня, который относительно недавно вернулся из Китая, где в боях насмотрелся всякого, торкнуло, то что говорить об остальных. Елена Филипповна то и дело нюхала соль, чтобы не упасть в обморок. Николай был бледно-зелёный. Остальные свитские, особенно те, кто прошёл русско-турецкую войну выглядели получше. Митрополит Антоний ходил вдоль рядов и громко читал молитвы панихиды. Присутствующие в нужных местах накладывали на себя крест. Репортёры крестились и снимали.
Когда служба закончилась, Николай обратился к министру юстиции Муравьёву:
– Николай Валерианович, кто будет вести расследование?
– Пока ещё окончательно не решено, – начал говорить тайный советник, но был перебит графом Паленом.
– А чего тут думать-то?! Судебный следователь Московского окружного суда по особо важным делам надворный советник Павел Федорович Кейзер. Ему по должности положено это следствие вести. Кроме того, он зарекомендовал себя человеком безукоризненной честности и как умный, выдержанный сотрудник. Имеет громадный опыт следственной работы и чужд карьеризму, – Константин Иванович улыбнулся. – Поэтому до сих пор и ходит в надворных советниках, потому что правду в глаза не боится сказать и на своём стоит до конца. Не так ли, Николай Валерианович?!
Муравьёв с недовольной гримасой на лице кивнул. Я заметил, что и Сергей Александрович как-то кисло поморщился. Видимо, этот Кейзер – личность довольно-таки известная, интересная и достаточно независимая, если такие люди, как министр юстиции и генерал-губернатор его убрать не могут.