Итак, изображение исчезло, растворилось, но если ты на пороге восприятия вопреки прерванному на время процессу все-таки пытался его, это изображение, достроить, то почему, взглянув чужими глазами, не допустить, что ты и сам являешься не человеком, существом из плоти и крови, имеющим желания, душу и, может быть, сны, или хотя бы трехмерным объектом, способным сохранять свою форму, а всего лишь пространством, обретшим какие-то очертания случайно и только с определенной точки зрения из-за окружающих и создающих твой контур предметов, или вообще прорехой на холсте, сквозь которую видно осеннее небо, или, наоборот, уходящую вдаль покрытую влажными сгустками палых листьев аллею и тебя самого, неторопливо удаляющегося по ней и время от времени оглядывающегося на плакат.
Но как, находясь на пороге (а ты все время находишься на пороге, потому что процесс проявления на самом деле не останавливался), как определить степень важности того или иного явления, образа, просто детали? Что, если деталь, которая должна проявиться до полной отчетливости в конце процесса, появляется раньше? Смешно, так же как улика, появившаяся на месте будущего, еще не совершенного преступления. Во всяком случае, ты видел эту деталь. Она уже есть, и уже сейчас ты смотришь на нее, как на факт. Как это назвать: опережающая память? опережающее эхо?..
Однажды у меня оказалась грампластинка с дефектом: каждая музыкальная фраза сопровождалась, нет, опережалась своим точным, только многократно ослабленным, почти неслышным повторением. Что это было, дефект записи или при печати сдвинулся штамп, я не знаю. Однако феномен заинтересовал меня, и, задумавшись, я вспомнил, что с подобным явлением я неоднократно сталкивался в жизни. Нет, я терпеть не могу всей этой модной ныне экстрасенсорики, бытовой мистики из передачи “Третий глаз” и всякой чертовщины, но мне случалось отмечать некоторые циклы или повторения явлений одного порядка за относительно короткий промежуток времени, и бывало так, что какой-то, казалось бы, прочно и намеренно забытый, ушедший в далекое прошлое период твоей жизни вдруг начинал настойчиво напоминать о себе различными мелкими происшествиями, аналогиями, случайными (случайными ли?) встречами, причем степень важности этих явлений обычно шла по нарастающей: сначала какое-то незначительное упоминание об одном общем знакомом, на следующий день вроде бы случайная встреча с этим знакомым на выходе из подземного перехода, в разговоре выясняется, что он недавно видел в одной компании твою бывшую жену, и она сказала, что совершенно ничего о тебе не знает. Потом к тебе заходит какой-то старый, но не слишком хороший знакомый, ведет с тобой светский, то есть бессмысленный и ничего не значащий разговор, в котором время от времени возникают неловкие, ничем не заполненные паузы; томясь от безделья, он подходит к книжным полкам и берет наобум какую-то книгу, оказывается, ту, которую когда-то подарила тебе жена. Он спрашивает, не дашь ли ты ее ему почитать, хотя — ты знаешь это — она совершенно не может интересовать его, и у него — это ты тоже знаешь — не будет случая ее вернуть. На следующий день в какой-то компании, где ты оказался случайно — так, забрел на огонек — двое оказавшихся там незнакомых тебе людей в своем разговоре просто между прочим упоминают ее имя, после чего их беседа продолжается безотносительно к ней. Ты начинаешь — может быть, с неудовольствием — отмечать эти повторения, но еще через день где-то на улице лицом к лицу сталкиваешься с женщиной, которая когда-то познакомила вас, и наконец еще день спустя встречаешь ее (бывшую жену) в кафе, в котором ты никогда прежде не бывал, и она, оказывается, тоже, и в районе, где ни ты, ни она обычно не бываете, и там за чашечкой кофе вы договариваетесь о деталях развода, в котором у нее теперь появилась необходимость. И эта встреча, оказавшаяся для нее очень кстати и неожиданная для тебя, именно для тебя почему-то была предвосхищена какими-то мелкими, совершенно незначительными на первый взгляд происшествиями, совпадениями, встречами с людьми, которых ты давно не видел и, может быть, после этого никогда не увидишь, как и ту книгу, которую ты дал почитать — все это люди, предметы и воспоминания из твоего прошлого, которое ты наконец похоронил. Но перед главным событием в этом ряду они прозвучали как опережающее эхо на плохо отпечатанной пластинке.