— Вы об этом гомике? — вмешался капитан Серж. — Отпадает — у него есть алиби. Правда, сомнительное алиби: он находился в компании таких же педерастов, как и сам.
— Он гомосексуалист? — удивился я, — Интересно, зачем женщины выходят за гомосексуалистов?
“Ну вот тебе и джокер, — подумал я, — раз уж у него есть алиби. Значит, он не арестован и по сложившейся традиции должен быть убит. Так вот, значит, почему полковник так удивился. Значит, он тоже предполагал джокера. Ну что ж, он хороший игрок”.
— А на другие дни у него есть алиби? — поинтересовался “кадет”.
— А у тебя есть алиби? — разоржался капитан.
— У меня есть, — важно ответил “кадет”, — я был там, в зале.
— Все мы там были, — сказал полковник, — а певица убита.
Я знал, что они были там, но воспользовался признанием, чтобы задать вопрос.
— Значит, кто-то предупредил вас? — спросил я.
— Предупредил, предупредил, — опять заржал Серж, — снайпер предупредил.
Полковник недовольно посмотрел на него.
— Не зря же портили плакаты, — сказал он.
— Остроумно устроено, — сказал капитан, — винтовка была прикреплена к “пистолету”. Такой осветительный прибор, — объяснил он, — Бьет в точку. Если надо высветить лицо или еще что-нибудь маленькое... В данном случае лицо, — он снова расхохотался.
— Черный юмор, — сказал полковник.
— Да нет, просто профессиональный, — сказал капитан. — Что делать — работа такая.
Я вспомнил, как тогда в осветительской ложе я положил руку на корпус прибора. Мне еще тогда пришло в голову, что если к нему прикрепить винтовку...
— Да, — сказал я полковнику, — если бы твое имя упоминалось в газетах в связи с этим делом, ты бы не смог выставить свою кандидатуру в парламент.
Я понимал, что говорю неприятные вещи, но полковник не обиделся. Или сделал вид, что не обиделся.
— Я только курирую это дело, — сказал полковник, — но, в общем-то, ты прав. На Западе три нераскрытых, да еще связанных между собою убийства означают крупные неприятности не только для полицейского, который непосредственно занимается этим делом. Тут и начальник полиции, префект, мэр, губернатор, кто там еще... А в Америке, и вообще, все эти должности выборные.
— Да еще три сопутствующих убийства, технологических, как ты их назвал.
— Да, еще эти, — сказал полковник. — Я понимаю, на Западе мне бы не отбояриться кураторством, но на Западе и ситуация не та. В Италии, например, достаточно намека на то, что такой-то политический деятель связан с мафией, и он уходит в отставку. Посмотри, что у нас. Проходимец, построивший “пирамиду”, обокравший миллионы доверчивых граждан, не только баллотируется в парламент, он и еще угрожает этим гражданам: смотрите, дескать, голосуйте за меня, а не то плакали ваши денежки. Оторопь берет. А вообще Дума? Пятьдесят процентов депутатов проходили, по крайней мере, свидетелями по уголовным делам. Три убийства знаменитых певиц, конечно, на Западе повредили бы многим, возможно, разрушили бы несколько политических карьер, потому что это шумное дело. Но шумное дело, не обязательно большое дело — большие дела, как правило, делаются тихо. Знал бы ты то, что знаем мы.
— Так что же? — сказал я. — Знаете и смотрите?
— Смотрим, — зло сказал полковник, — что нам остается делать? Посмотри, сколько по всей стране наплодили этих так называемых силовых структур, всех этих отделов и подразделений со своими начальниками, у каждого свои интересы, и не простые, а золотые — как со всем этим бороться?
— А всего-то и надо, — сказал капитан, — нормальную полицию, с которой избиратель сможет, если что, стружку снять.
— Ну, не совсем так, — сказал полковник, — но, в общем, ты прав. Однако для борьбы с коррупцией этого недостаточно. Дело зашло слишком далеко. Слишком высоко. А мы, увы, так высоко не летаем. В Думе каждой твари по паре, а мы... Если бы там была сильная фракция, поддерживающая ФСБ, но вот этого они и боятся. Боятся, что кто-то в нужный момент выйдет на трибуну и не станет обличать всех вместе и никого в отдельности, как этот наш народный вития, — полковник кивнул через плечо, наверное, на листовки, — а выложит очень неприятные и неопровержимо доказанные факты. Именно этого, а не какой-то там мифической диктатуры они и боятся.
— Это он предвыборную речь репетирует, — сказал капитан. — Давай — наливай.
Я засмеялся.
— Опять разговор о думских местах.
— Ладно, — полковник тоже засмеялся, — будем играть?
Пересели, чтобы не нарушать однажды установленный порядок: слева капитан Серж, справа Петруша, полковник напротив меня.