Вепрь выполняет обещание. В наш расчет луганский батальон отряжает оператора беспилотника с китайским квадрокоптером. Парня зовут Руслан, к нему сразу приклеивается позывной Русик. Квадрокоптер у Русика собственный, из дома прихватил. Там был игрушкой, а здесь – боевая единица.
Я обучаю его командам, и Русик корректирует огонь. Первые мины пристрелочные.
Слышу голос Русика в рации:
– По первому разрыву меньше шестьдесят, левее ноль десять.
Оператор дрона находится отдельно от расчета и меняет свое местоположение. Как только он включает радиосвязь с дроном, становится видимым системам радиоэлектронной борьбы противника. По нему могут нанести прицельный удар.
– По второму дальше двадцать, левее ноль-ноль две.
– Корректуру принял, – отвечаю я.
Чех быстро наводит. Урал подбегает с миной.
– Выстрел! – кричит Шмель.
Мы зажимаем уши и открываем рты. Горячий хлопок и удаляющийся свист. Томительные секунды ожидания, и радостный вопль Русика в рацию:
– Ой, молодцы! Точно! Четверых положили!
Днестр крестится, а остальные прыгают от радости, как дети, забившие гол в решающей игре. Убийство противника сродни постыдному удовольствию, которое хранишь в себе.
Даже Вепрь одобрительно бурчит в рацию:
– Есть порох в пороховницах и ягоды в ягодицах.
У его штурмов теперь больше шансов на успешную атаку.
Эффектные попадания Русик записывает на видео. Просмотр заряжает всех оптимизмом – Победа будет за нами.
Радость после удачного боя лишь малая часть войны. По большей части война – это пот и грязь.
Наш миномет с опорной плитой весит двести восемьдесят кило, плюс боекомплект. Дружно навалившись, мы вытаскиваем «буханку» из черноземной грязи.
Чех вытирает пот и оценивает колею:
– Сюда бы Лупика на золотом «шевроле».
Шмель передразнивает гонор Макса:
– Четыреста лошадок, шесть секунд до сотни, полный улет!
Мы ржем. На фронте совсем другие ценности. Не красивый автомобиль или показная роскошь, не модные гаджеты или теплые моря, а то, что ты сыт, не замерз и живой.
Шмель хлопает Чеха по плечу:
– Помнишь, как заскочили на автомойку. Не только морду, но и оборудование Лупику помяли.
– От души! – подтверждает Чех.
В глупой выходке ничего смешного, но оба улыбаются. Война делит мир на своих и врагов. Врагов не жалко.
– После драки в клубе? – уточняю я. – Перед отъездом в ЧВК?
– Успели, – подтверждает Шмель.
На душе скребет пьяная кошка. Постыдное воспоминание вдруг возрождается из глубин черной памяти.
7
Дальский вокзал, железнодорожный тупик, паровоз-памятник «Победа». Долгая ночь после драки в ночном клубе продолжается.
Я в паровозной будке с рюкзаком с наспех собранными вещами. Заходит Злата. Она обещала нас проводить в учебный центр ЧВК «Вагнер». Пришла одна. Взволнованная, притихшая, в той же соблазнительной форме проводницы.
Я смотрю ей за спину:
– А где Антон?
– Тоху Денис куда-то увел. Ненадолго.
Ночь. Мы вдвоем очень близко друг к другу. Я слышу ее дыхание и спешу спросить о самом важном:
– Злата, ты будешь ждать меня?
– Я всех буду ждать.
– Меня, как всех?
Злата делает жест, словно вопрос риторический. Она подходит к окну, прижимается лбом и вглядывается в темноту. Мое сердце сжимается от ревности – здесь, в такой же позе она отдавалась Денису. А потом соврала мне, будто ничего и не было.
Жгучая обида требует выхода.
– Я видел тебя здесь с Денисом.
Злата оборачивается. Ее лицо тонет в темноте, но заметно, как глаза блеснули, расширились и прищурились.
– И что? Я клятву верности не давала.
– Почему он? Ведь мы встречались, и я тебе…
Напоминать о заявлении в ЗАГС, которое всегда со мной, стыдно. Наивная влюбленность оглупляет.
Злата не собирается сглаживать ситуацию и не увиливает. Прощание требует откровенности. В ее словах проскальзывает усмешка:
– Почему он… Денис не просит, а берет.
Злата коротко и точно характеризует Шмеля. Он так во всем. Оказывается, и в любви прет напролом. Или в том, что под ней понимает.
Ее слова плескают бензин под закипающий котел моей обиды. И внутренний пар срывает преграды. Жадными руками я хватаю Злату, дергаю на себя и впиваюсь губами в ее губы.