— А семьи их трясли? Соседей? — ласково спросил Коста. — Или вы, почтенные, думали, что три могилы сыскали, и на этом все? Можно в столицу ехать и всякие там ваши театры смотреть?
— Семьи и соседи ничего не знают, — хмуро ответили сыскари. — Теперь разве что брать в оборот всех, кто рядом с этими парнями был, и на дыбу вешать. Больше нам ничего не остается.
— Ну, так чего сидим? — удивленно поднял бровь Коста. — Тащим всех в подвал и вешаем. Напугайте их как следует, а потом предложите по рублю на нос за важные сведения. А если кто вилять начнет, подпалите пятки. Не мне вас учить…
Сыскари встали и, коротко поклонившись, вышли. А Коста хмуро уставился на небольшое окошко, которое по столичной моде забрали в свинцовый переплет со стеклом. Стекло теперь делали здесь, и обходилось оно куда дешевле, чем в Братиславе. Сода ведь египетская, а до финикийского песка, чистейшего из всех, и вовсе рукой подать. В окошко били утренние лучи, уже жаркие и обжигающие люто. Толстые стены кирпичных домов хорошо держали прохладу, но сейчас, в конце лета они прокалились насквозь и больше напоминали печь.
Коста вздохнул и погрузился в кипу донесений, ждавших своего часа. Девять провинций слали свои доклады каждые две недели. Полсотни поднадзорных лиц… Подозрительные купцы из Газы, которые долго ходили около портовых укреплений. Не менее подозрительные купцы из Константинополя… А тут что у нас? Пьяная болтовня купцов из Греческого квартала, на которых донесли шлюхи… Доклад лицедеев, бывших на том же празднике со шлюхами… Донос одного из говоривших крамолу купцов на своих же собутыльников и шлюх, которые в этот момент одобрительно кивали… Донос агента, который одной из этих самых шлюх и оказался… Тьфу ты, пакость какая! Младший сын Архипа, старого знакомца по делу с ростовщиком в Константинополе, никак не унимается. Прикрывается службой, паршивец, и зарабатывает старым промыслом! Впрочем, по слухам, на него большой спрос, а по уложению государеву это дело ненаказуемо. Нет такой статьи. М-да… Кто-то скоро поедет за сто первую милю. И чего, спрашивается, людям не хватает?
Так, в трудах, прошел очередной день господина майора госбезопасности, а за его дверью вели по коридору одного человека за другим, провожая прямо в подвал, где на дыбе уже висел какой-то лазутчик-ливиец, пойманный третьего дня в окрестностях Александрии. Допрос кочевника странным образом совпал с приглашением на беседу многочисленных сослуживцев покойных, их соседей и служек из харчевни, где те сиживали по вечерам, потягивая дешевое винцо по двадцать нуммиев за кувшин. И вот теперь бедолаги слушали дикие вопли ливийца, примеряя на себя его нелегкую судьбу. А потом столичные сыскари привычно разобьются на пары, где один напугает свидетелей до икоты, пообещав отдать на пытку, а второй пожалеет и поманит новеньким рублем с гордым профилем его светлости князя Самослава. Тут уже не Косте учить людей их работе. Они ее знали туго. Им только фантазии не хватает. Что с них взять! Простые ведь псы, хоть и битые жизнью.
Коста ненавидел летний зной. Одна надежда, что скоро солнышко скроется за горизонт, а море подарит приятную прохладу. И тогда он пообедает… Обед! У него сегодня обед с сиятельным Стефаном. У него на террасе. Чуть не забыл!
Коста быстрым шагом перешел в соседнее крыло здания, которое за последний год изрядно перестроили. Появились какие-то коридоры на месте разрушенных комнат, двери заменили на новые, столичной работы. Коста не пробовал, но сердце подсказывало, что не один топор сменить придется, пока разрубишь такую, сделанную из мореного дуба. А еще он знал точно, что приезжие мастера из Словении прорыли один подземный ход во дворец префекта, а второй — в порт, где стоит патрульный драккар. Нужные выводы из последнего бунта были сделаны.
— Сиятельный! — поклонился Коста великому логофету, который весьма ценил свой обед, дипнон, и свои вечерние часы, а потому абы кого в это время не приглашал. Стефан весьма тщательно и вдумчиво относился к тому, с кем ему придется разделить трапезу. И, подобно дворцовым обитателям, логофет свой дипнон встречал, расположившись на мягкой кушетке, стоявшей рядом со столом. Древняя привычка вкушать яства лёжа, которая с каждым годом все больше и больше забывалась. Лишь императоры и вельможи пировали теперь подобно благородным предкам.
— У меня сегодня филе мурены и сирийские груши, вываренные в меду, — сиятельный логофет довольно щурился, ведь меню каждого своего обеда он обсуждал не менее тщательно, чем причину недоимок в провинции Фиваида.