— Там нет старых денег, — пояснил Стефан. — А как только они появятся, то и там начнется то же самое, поверь. Твоего отца почитают вторым после господа бога, а потому не смеют противиться его воле. Пусть это станет хорошим уроком нам, племянник!
— Ты хочешь договориться с купцами, дядя? — испытующе посмотрел на него княжич. — Я не стану этого делать. Это воспримут как нашу слабость.
— Нам придется договариваться с купцами, — невесело усмехнулся Стефан. — Иначе нам конец. Тут, в Египте, без своего железа и хорошего дерева, без лошадей и смелых воинов, мы уязвимы. Нам нужна сила метрополии, нужна армия севера, чтобы удержаться. Ведь если вдруг эта связь ослабеет по любой! Я подчеркиваю, по любой причине, нас тут же сметут, продав либо арабам, либо константинопольским императорам. Ты не можешь казнить всех купцов Египта, а если и казнишь, то на их место придут другие, злые и голодные. Торговля и деньги — кровь государства. Выпусти кровь из живого существа, и оно мертво. Так же и государство, племянник. Оно не может существовать без тех, кто платит подати. А государи не могут подмять под себя все, не оставив ничего другим.
— В такой картине, что ты нарисовал, дядя, — Святослав сыто откинулся на ложе, — моя смерть выглядит вполне разумной. Меня убивают, армия проигрывает арабам, а ростовщики договариваются с халифом и платят ему. Ведь мусульманам нельзя давать деньги в рост, зато получать подати, полученные от лихоимства, очень даже можно. Это их законом не запрещено.
— Все верно, племянник, — кивнул Стефан. — Я немедленно доложу обо всем твоему отцу. Он должен понимать, с чем мы имеем дело. Ненависть и вражда таких людей не будут явными, Святослав. Напротив, они будут рядиться в различные одежды. Например, начнутся разногласия по вопросам веры. Ты знаешь сам, каково тут было при патриархе Кире. Мы загасили недовольство, но оно может вспыхнуть вновь.
— Что ты предлагаешь? — нетерпеливо спросил Святослав, который не терпел длинных пустопорожних разговоров.
— Нужно сделать так, чтобы купцы могли зарабатывать деньги, — развел руками Стефан. — В противном случае мы увидим еще один бунт, или тебе в грудь прилетит нечаянная стрела, или поднесут кубок с отравленным вином, или ядовитая змея заползет в твою спальню. Ты точно желаешь себе такой жизни, дорогой племянник? Я — нет, поэтому нам придется договариваться. Я подумаю, как сделать так, чтобы это не выглядело нашей слабостью. Напротив, нам нужно извлечь из всего дела этого максимальную пользу.
Глава 5
В то же самое время. Татта. Синд.
Прибытие новых контингентов арабов резко изменило расстановку сил. Теперь эмир Синда Надир уже был не удачливым воробушком, краешком клюва зацепившимся за хвост орла. Нет! Теперь он сам стал этим орлом и вовсю играл на противоречиях местных групп, каст и конфессий. Презираемые всеми кочевники-джаты приняли ислам сразу и безоговорочно. Ведь только новая вера могла сделать из париев уважаемых людей, облеченных властью. Понемногу стали принимать ислам и сыновья знатных родов, обделенные в наследстве. Начали принимать новую веру и наиболее дальновидные из чиновников, сделавшие ставку на молодую силу, которая катила сюда с запада подобно урагану. Арабские всадники уже взяли Хузистан, а это значит, что Персидский залив вот-вот станет внутренним озером халифата. Оттуда до владений Надира — всего пара месяцев неспешного пути. Ничто по сравнению с бескрайней Персией, бывшей повелительницей мира. На сторону Надира встали и буддисты, угнетаемые Чачем и брахманами. В мусульманах они видели меньшее зло из всех возможных.
Эмир Синда обосновался в Татте, с немалым облегчением оставив скучать жену Лади во дворце Банбхора. Алия с сыном жили теперь с ним, и девчонка из бедуинского кочевья пребывала в немалой растерянности от того, до чего непривычно, сложно и многообразно оказалось устроено здешнее общество. В аравийских песках жизнь делилась на черное и белое, хорошее и плохое, праведное и неправедное. Непросто оказалось жить там, где вежливая улыбка не значит ничего, а пожелание здоровья лишь маскирует звериную ненависть. Тут истина и правда порой отличались настолько сильно, что иногда становились полной противоположностью друг другу в зависимости от того, чья именно это была правда. Как оказалось, она тут у каждого своя. И лишь ислам мог дать однозначные ответы на все вопросы. Неприхотливые парни из пустыни оказались далеки от мудрёной философии, но за свои убеждения были готовы умирать. И именно поэтому они побеждали.
— Казна показывает дно, дорогой зять, — сказал как-то почтенный Азиз ибн Райхан, когда закончился очередной пир, на котором присутствовала арабская и синдская знать. Индуисты и мусульмане смотрели друг на друга волком, но ссор не устраивали и за ножи не хватались, тем более что многие из них бились вместе на одном поле.