— Если тебя убьют, муженек, — Леутхайд посмотрела на него злыми, совершенно сухими глазами, — то ни за какого брата я не выйду! Я клянусь Фрейей, что возьму свой арбалет и пристрелю десяток ютов перед смертью. А потом я найду тебя в Валхалле и испорчу тебе всю загробную жизнь. Ты у меня попируешь с валькириями!
— Тебя туда не пустят, — с немалой опаской посмотрел на жену Сигурд. — Ты не дева и не дочь конунга. Валькириями могут стать только они.
— Если я спалю этот город и умру с оружием в руках, Один примет меня, — убежденно ответила Леутхайд. — Я ничем не хуже остальных воинов.
— Вот это да! — захохотали даны. — Конунг, ты лучше убей их! Иначе мы тебе не завидуем! Твоя дроттнинг поклялась достать тебя даже в Валхалле! А как она с арбалетом управляется! Один точно посадит ее рядом с собой! Вот это баба! Нам бы такую!
А братья-короли уже выехали на поле, красуясь золотом доспехов. Здесь, в Британии, еще цвели пышным цветом старинные порядки. Тут каждый шлем знатного воина был красивее, чем кубок у ромейского императора, а попасть в дружину, не имея отделанной золотом рукояти меча, нечего было и думать. Здесь война все еще считалась священнодействием, как и в Дании еще совсем недавно. Здесь ветры с востока еще не порушили древние устои. Всего этого не понимала Леутхайд, взятая из народа тюрингов, и не хотел понимать великий князь Самослав, который в безмерной гордыне своей старые обычаи презирал, считая их глупостью и чушью. А вот Сигурд так не считал, как не считали молодые короли, которые просто не могли не принять вызов, сделанный в такой форме. Это навсегда уничтожило бы их, превратив в презренных трусов. Отказаться биться вдвоем на конях против одного, пусть знаменитого, бойца! Такого им не простят. Не станут воины, многие из которых до сих пор тайком приносят жертвы Водену и Тунору, служить таким королям. Поэтому Сигурд оказался абсолютно прав. Все закончится прямо здесь и сейчас, без этих хитроумных уловок, которыми его жену накачали в Братиславе по самую макушку. Он все сделает правильно, как и подобает настоящему конунгу, пришедшему властвовать над целым народом.
— Убей их и вернись ко мне! — Леутхайд взяла голову мужа двумя руками, повернула ее к себе и поднялась на цыпочки. — Наклонись ниже!
Сигурд опустил голову, а она шепнула ему что-то на ухо, приведя его в полнейшую растерянность. Он ошалело помотал головой, словно пытаясь поверить услышанному, а потом ответил.
— Верь мне, жена, я вернусь. Мне есть теперь, к кому возвращаться. Я уже не тот нищий берсерк, что пришел когда-то к конунгу Само, одетый в вонючую медвежью шкуру. С тех пор я уже прожил целую жизнь. А еще одна жизнь у меня впереди. С тобой.
Глава 9
Странный это был бой. Два всадника на высоких, сильных конях, одетые в кольчуги и золоченые шлемы, сплошь украшенные затейливой чеканкой, и одинокий воин, закованный в металл до глаз, с любимым топором, сделанным специально для него. Для любого другого восемь фунтов воплощенной смерти на толстом дубовом древке, окованном железными полосами, стали бы неподъемной ношей. Но только не для конунга Сигурда. Топор с одной стороны, крюк с другой, и острый шип на конце. С ним он прошел десятки битв, разя и всадников, и пехотинцев. Он и сегодня убил бы любого, но противников было двое, и они уже мчали на него, подняв копья над головой.
Стремена — дерьмо, — механически отметил Сигурд. — Седла — дерьмо. Сидя на таком, не ударишь с разгона, вылетишь сразу же. Зато лошади отличные, и всадники словно прикипели к их спинам. Удила не рвут, правят коленями, а хорошо выученные кони чувствуют каждое их движение. Королей явно готовили к войне с самого детства, как и подобает сыновьям знатного отца. На поясе каждого — длинный меч с дивной красоты навершием рукояти. Тут, в Британии, есть искусные мастера-оружейники. К рукояти приварено позолоченное кольцо с темляком из бычьей кожи, чтобы не выпустить в бою драгоценное оружие. Оба — парни крепкие, с уверенными движениями хороших бойцов. Опыта у них куда меньше, чем у него, зато выносливость и скорость намного выше. Хотя… Они же мальчишки! Они захотят сбить его конями за землю, поэтому и несутся прямо на него.
А ведь это не самая плохая мысль, — подумал Сигурд. — Я бы и сам так сделал, если бы нашелся конь, который выдержит мою тушу. Уйду вбок и подсеку ногу лошади, — решил он. — А потом зарублю их по одному. Да, так и сделаю!
Тут Сигурд прервал свои размышления, потому что ему пришлось резко отскочить в сторону, чтобы не быть сбитым конской грудью.